Отец Феона. Тайна псалтыри - стр. 23
– Пусть пан отведёт меня́ к команди́ру. У меня́ к не́му де́ло.
Пе́рвый разбо́йник, попра́вив на груди́ мя́тый офице́рский горже́т, с прищу́ром посмотре́л на пле́нника.
– Я здесь гла́вный. Мне говори́, ко́ли есть, что сказа́ть?
На незнако́мца отве́т разбо́йника не произвёл впечатле́ния. Он небре́жно махну́л руко́й и сказа́л ещё бо́лее тре́бовательно, чем в пе́рвый раз:
– Ложь! Твой команди́р – ро́тмистр Голене́вский. Отведи́ меня́ к не́му. Э́то ва́жно.
От незнако́мца исходи́ла кака́я-то стра́нная си́ла и уве́ренность, кото́рая пло́хо вяза́лась с его́ положе́нием пленённого разбо́йниками челове́ка. Вёл он себя́ так, как бу́дто он сам был здесь гла́вный и люба́я попы́тка оспо́рить э́то положе́ние немину́емо влекла́ за собо́й наказа́ние сомнева́ющимся. Его́ собесе́дник заду́мчиво погла́дил свою́ давно́ не зна́вшую хоро́шей стри́жки эспаньо́лку, посмотре́л на за́мерших в ожида́нии кома́нды това́рищей по разбо́йному ремеслу́ и произнёс, ухмыльну́вшись:
– Ну хорошо́, пан что́-то слы́шал про ро́тмистра Голене́вского, кото́рым я не име́ю че́сти быть. Что же помеша́ет мне пристрели́ть па́на, и забы́ть о на́шей встре́че?
– Рассу́док и здра́вый смысл. Вы солда́т, а не банди́т, а я не добы́ча, а спасе́ние. Ну коне́чно при усло́вии, что все здесь жела́ют верну́ться домо́й?
При э́тих слова́х разбо́йник вздро́гнул и нахму́рился. Впро́чем, размышля́л он не до́лго и приня́в реше́ние доста́л и́з-за па́зухи чёрный плато́к.
– Пору́чик Лёшек Буди́ла, к Ва́шим услу́гам – предста́вился он незнако́мцу и доба́вил, су́хо цедя́ слова́ сквозь зу́бы, – Я завяжу́ Вам глаза́. Наде́юсь пан не бу́дет про́тив э́той небольшо́й предосторо́жности?
– Нет, пан не бу́дет про́тив, – с иро́нией в го́лосе отве́тил незнако́мец, ски́дывая капюшо́н и подставля́я свои́ глаза́ под повя́зку, кото́рую пору́чик кре́пко завяза́л у него́ на заты́лке.
– Я проде́лал сли́шком до́лгий путь, что́бы придава́ть значе́ние таки́м мелоча́м.
Буди́ла взял его́ за́ руку и как слепо́го поводы́рь повёл в ча́щу ле́са по тропе́, едва́ различи́мой в густо́й, блестя́щей бу́синами вече́рней росы́, траве́. Они́ уже́ почти́ скры́лись за дере́вьями, когда́ сза́ди разда́лся оби́женный го́лос второ́го разбо́йника, оста́вленного незнако́мцем следи́ть за свое́й кобы́лой.
– Co ty jeszcze chcesz? – заора́л он вслед уходя́щему пле́ннику, – рocałuj mnie w dupç!
Поверну́вшись к уходя́щим спино́й и задра́в полы́ своего́ жупа́на , он хло́пал ладо́нями по штана́м, демонстри́руя ме́сто, кото́рое, по его́ мне́нию, сле́довало бы отме́тить ла́ской.
Пору́чик, оста́вив подопе́чного, верну́лся к отря́ду, мра́чно посмотре́л на кривля́ющегося буффо́на и мо́лча приложи́лся нага́йкой к весьма́ сомни́тельным пре́лестям не на шу́тку разоше́дшегося горлопа́на. Мгнове́нно прочу́вствовав всю си́лу «аплодисме́нтов» мра́чного пору́чика, весельча́к воструби́л как сигна́льный горн и, смешно́ припада́я на ле́вую но́гу, затруси́л по кру́гу под забо́ристый смех това́рищей.
– Odwal się, Leszek… – исто́шно причита́л он, потира́я уши́бленное ме́сто.
– Zamknij się ty, bydłaku chamski! – отве́тил Буди́ла, пожа́в плеча́ми, и вме́сте с таи́нственным го́стем скры́лся в ча́ще, бо́льше не пророни́в ни сло́ва.
В кро́хотной охо́тничьей заи́мке, от ста́рости, вро́сшей в зе́млю почти́ по са́мую кры́шу, на ла́вке из берёзовых до́сок, небре́жно покры́той черке́сской бу́ркой, сиде́л одногла́зый по́льский офице́р в оде́жде ро́тмистра гуса́рской хору́гви. Впро́чем, ба́рдовый жупа́н, жёлтый плащ, ко́жаные штаны́, и поясна́я су́мка – шабельтаст, по ве́тхости свое́й ма́ло чем отлича́лись от ру́бища, в кото́рое был оде́т весь отря́д, а вот ору́жие и амуни́ция офице́ра, сло́женные тут же на ла́вке, находи́лись в безупре́чном состоя́нии. Гуса́рский шиша́к , кира́са с напле́чниками, венге́рская са́бля и жуткова́того ви́да буздыган , в своё вре́мя проломи́вший нема́ло черепо́в, бы́ли начи́щены, сма́заны медве́жьим жи́ром и пра́зднично поблёскивали при све́те большо́й ослопной свечи́ , позаи́мствованной разбо́йниками в одно́й из окре́стных церкве́й.