Отец Феона. Тайна псалтыри - стр. 20
– Кто э́тот Аркудий? – спроси́л царь, недоумённо подня́в бро́ви, – чем он опа́сен?
– Иезуи́т, госуда́рь, всегда́ опа́сен, – хму́ро отве́тил Проестев, убира́я сви́ток обра́тно, за голени́ще своего́ сапога́.
– А у э́того, – доба́вил он, – я слы́шал, есть не́кая та́йна, свя́занная с почи́вшей дина́стией. Она́ де́лает его́ вдвойне́ опа́сным челове́ком.
– Что за та́йна? – насторожи́лся Михаи́л подозри́тельно гля́дя на нача́льника Зе́мского прика́за. Молодо́й царь, совсе́м неда́вно и́збранный и утверди́вшийся на Ру́сском престо́ле для мно́гих сооте́чественников, име́л на него́ не бо́льше прав, чем заре́занный тата́рским мурзо́й Петро́м Уру́совым Ту́шинский вор и́ли пове́шенный в Москве́ на городски́х воро́тах его́ трёхле́тний сын Ива́н, про́званный «Воронёнком».
Михаи́л отча́янно би́лся с любы́м проявле́нием крамо́лы в свой а́дрес. Воровски́е дела́ выделя́ли в отде́льное произво́дство, исполне́ния кото́рого бы́ли лишены́ о́рганы ме́стного самоуправле́ния и церко́вные вла́сти. То́лько воево́ды на места́х име́ли пра́во вести́ сле́дствие с примене́нием всех возмо́жных спо́собов дозна́ния, ча́сто включа́я пы́тку и исключа́я из него́ всё остально́е. Но и они́ не могли́ верши́ть суд, и́бо пригово́р над вора́ми выноси́ли в са́мой Москве́.
Страх о́бщества за Сло́во и Де́ло госуда́ревы отны́не ли́пким сли́знем запо́лз в ду́шу ка́ждого из них, от никуды́шного мужика́ до ва́жного воево́ды и надме́нного царедво́рца, и́бо в фо́рмуле той не́ было осо́бой ра́зницы ме́жду «непристо́йными слова́ми» о госуда́ре и злоупотребле́нии ме́стных власте́й, когда́ воево́ды на́гло присва́ивали себе́ не подоба́ющие им права́. Всё э́то тепе́рь счита́лось госуда́рственным преступле́нием, а публи́чный полити́ческий изве́т игра́л роль скры́той челоби́тной, пусть и с больши́ми неприя́тностями для тако́го «челоби́тчика».
Михаи́л не счита́л для себя́ возмо́жным игнори́ровать да́же мале́йшие поползнове́ния на зако́нность своего́ пребыва́ния на тро́не. Э́то каса́лось да́же ка́жущихся мелоче́й, таки́х как оши́бки в произноше́нии и написа́нии ца́рского ти́тула, отка́з присоедини́ться к здра́внице в честь госуда́ря и́ли не произнесе́ния моли́твы за его́ здоро́вье. Чего́ уж говори́ть о его́ боле́зненной тя́ге к многочи́сленным та́йнам, оста́вленным по́сле себя́ уше́дшими в небытие́ про́шлыми дина́стиями, в ка́ждой из кото́рых могла́ скрыва́ться реа́льная угро́за для него́ ли́чно и его́ бу́дущих пото́мков.
– Кака́я та́йна? – повтори́л он вопро́с.
Проестев то́лько развёл рука́ми.
– Госуда́рь, – сказа́л он как мо́жно мя́гче и вкра́дчивей, – та́йна – та же сеть: ни́точка порвётся – вся расползётся. Свою́ сеть Аркудий бережёт и тща́тельно пря́чет. Он вообще́ челове́к зага́дочный. Отку́да он, и как его́ настоя́щее и́мя, никто́ не зна́ет. Учи́лся в гре́ческой колле́гии в Ри́ме, там же был рукоположён в сан свяще́нника. На де́ле же он – оди́н из гла́вных организа́торов Бре́стской у́нии и я́рый враг всего́ правосла́вного и ру́сского. Пе́рвый раз появи́лся в Москве́ при царе́ Бори́се в сви́те по́льского посла́ Я́на Сапе́ги . Привёз Годуно́ву посла́ние па́пы, а взаме́н вы́просил каки́е-то бума́ги из ли́чного храни́лища царя́ Иоа́нна Васи́льевича. Каки́е и́менно бума́ги, неизве́стно. Ско́ро благоволе́ние Годуно́ва зага́дочным о́бразом смени́лось на гнев, и наш иезуи́т был вы́дворен из страны́, погова́ривают за уби́йство. Верну́лся он уже́ с пе́рвым самозва́нцем и опя́ть что́-то иска́л, уже́ не име́я никаки́х запре́тов и ограниче́ний, но, ви́димо безуспе́шно. Сле́дующий раз он появи́лся уже́ с поля́ками. Ви́дели его́ в Су́здале и под Вели́ким У́стюгом. Он опя́ть что́-то и кого́-то иска́л. Мы не зна́ем, что и кого́. Аркудий не оставля́ет живы́х свиде́телей, кото́рые могли́ проясни́ть суть его́ по́исков.