От великого до смешного. Совершенно эмоциональные и абсолютно пристрастные портреты знаменитых людей - стр. 34
Барков был одним из образованнейших людей своего времени. Это признавали даже его недруги. Его перу принадлежит немало серьезных академических произведений: очерк русской истории от Рюрика до Петра I, биография русского поэта Кантемира, ода «На всерадостный день рождения Петра III», переводы Горация, Федра, Лазарони, Марка Аврелия и «Хроники жития Карла XII, короля шведского». Однако настоящую славу ему принесла «Девичья игрушка» – собрание откровенно непристойных стихов и поэм. Первый же стих этого сборника сообщал читателю литературное кредо автора: «Ученье – свет, а в яйцах – сила». Такой литературы Россия еще не знала.
Похоже, Барков и сам испытывал некоторую неловкость за свою книгу и поэтому счел нужным объясниться в предисловии к ней: «Так для чего же, ежели подьячие говорят открыто о взятках, лихоимцы о ростах доходов, пьяницы о попойках, забияки о драках, без чего обойтись можно, не говорить нам о вещах необходимо нужных… Лишность целомудрия ввела в свет ненужную вежливость, а лицемерие подтвердило оное, что мешает говорить околично о том, которое все знают и которое у всех есть».
Очень трудно привести даже несколько более-менее приличных цитат из этой книги, чтобы можно было представить себе уровень литературного таланта Баркова. Может быть, это даже не столько литература, сколько литературное баловство, игра ума, не сдерживаемая никакими условностями. И все ее очарование – в веселом, пенящемся потоке, легко и непринужденно соединяющем в себе чистейшие формы поэзии с пошлейшим содержанием.
Это, кстати, один из приемов остроумия, который называется смешение разных стилей. Может быть, Барков – все-таки не столько поэт, сколько блестящий, хоть и бесконечно циничный, острослов? Судите сами (рискнем привести в замноготоченном варианте несколько строф из его творений). Одно из самых цензурных его четверостиший звучит так:
Или вот вам еще «стишок»:
Скажете, фи, какая пошлость? Наверное, вы правы. Но признайтесь, разве вы сейчас не улыбнулись? Или мне это только показалось?..
Отыскать в стихах Баркова хотя бы четыре «нормальные» строчки – не так-то просто. Например, три первых строки оды «Утренней заре» звучат вполне благопристойно:
А дальше – как и ожидалось:
Далее – казалось бы, опять все правильно:
Однако автор тут же дает понять, что под словом «работа» он подразумевает… В общем, что именно он под ним подразумевает, догадаться не сложно.
О Баркове ходило множество самых фантастических легенд. Одна из них рассказывает о том, как Екатерина II, познакомившись с неприличными о ней стихами, призвала привести их автора к себе, непременно в кандалах, и повелела – иным в назидание – предать мучительной казни. Злодея доставили, доложили: государственный преступник – здесь! Час был ранний, Екатерина II еще нежилась в постели. Тем не менее повелела: «А подать-ка его сюда, хочу видеть нарушителя приличий». Повеление исполнили, ввели Баркова в спальню царицы, откуда он вышел через три дня, держась за стену, но уже с графским титулом.