От порога за горизонт - стр. 9
Многие города Марокко имеют характерный цвет в – зависимости от породы камня строений или красок, которыми покрыты здания и улицы. Фес же не выделялся красотой внешнего облика: он был желтовато-бежевого цвета, которому время придало грязные оттенки. Фес не имел парадной наружности, он брал другим – самобытным очарованием и особой энергетикой, какую имеют города с большой историей.
Медина – исторический город – теснилась за высокими и мощными крепостными стенами, в которых зияли небольшие дыры, оставшиеся со времен создания этих самых стен. Рабочие всовывали массивные брусья в каркас стен и, используя их как строительные леса, возводили верхние ярусы. Отверстия, оставленные по сей день, – напоминание об истории.
Желтоватые и бежевые строения города уходили ввысь на несколько этажей и располагались так тесно друг с другом, что порой между ними не могли разойтись даже два человека. Лабиринты медины были похожи один на другой, на первый взгляд, не имея заметных знаков отличия, за исключением широких улиц с торговыми лавками. Столь плотная застройка и массивная толщина стен не пропускали сигнал интернета, и телефонные карты и навигаторы там не работали. Любой турист с легкостью мог заблудиться в бесчисленных закоулках города. Местные работяги и дети быстро смекнули и начали зарабатывать на услугах пешего такси.
Мы оставили машину на стоянке перед стенами Медины и пошли извилистой тропой вслед за юрким мальчуганом. Вскоре его чумазая рука указала на большую железную дверь грязного кирпичного цвета, над которой криво висела еле заметная выцветшая вывеска с названием хостела.
«Таксист» получил вознаграждение и скрылся в лабиринтах. Степа отворил дверь. Мы вошли и попали в сказку.
Марокканские риады имеют характерную черту – всю красоту они хранят внутри. Внешне обшарпанное и непривлекательное здание может таить внутри богатое убранство: стены с узорами ручной работы, пеструю замысловатую мозаику, бассейны, укрытые пальмовыми листьями, и даже фонтаны.
Они подобны мусульманским женщинам – под покровом строгого одеяния таят настоящую красоту, прикоснуться к которой дано лишь особенным людям.
Центральные помещения зданий, служащие холлом, часто не имеют потолка: днем можно упиваться синевой африканского неба, а ночью любоваться звездами.
Только птицы и Аллах могут наблюдать за укромной жизнью жилища.
Наш риад при всей своей внешней отталкивающей посредственности внутри напоминал музей, в котором хочется ходить неспешно, говорить тихо, бесконечно рассматривать интерьер.
Степа и Катя заселились в отдельный номер класса люкс. Я же занял нижнюю полку двухъярусной кровати общего номера. Зато комната имела прямой выход на террасу. Моими соседями оказались молчаливый китаец и улыбчивая аргентинка по имени Паула.
– Холод, водка, матрешка, Москва, – перечислила она известные российские тезисы.
– Буэнос-Айрес, водопады, Месси, – парировал я.
Мы вышли на террасу и расположились на длинном старом диване.
В нежном розово-оранжевом небе послышались голоса, отражавшиеся над плоскими крышами с белыми кругами спутниковых антенн. Мечети затянули призыв к молитве. Опустилась мягкая ночь.
К нам присоединялись все новые люди, и вскоре на террасе риада собралась большая компания. Появились австралиец и немец, обсуждая что-то между собой. Марокканец что-то оживленно рассказывал на английском, Степа вел с ним полемику. Катя смотрела на происходящее и улыбалась. Паула сидела на спинке дивана и наблюдала, попивая пиво из стеклянной бутылки. Периодически она что-то говорила то на английском, то на испанском. Мы наслаждались ночной прохладой и обсуждали путешествия, Марокко, мир. Я задумался: «Здесь люди с разных континентов и уголков нашей планеты. Мы такие разные и такие одинаковые, думаем о своем и мечтаем об одном, говорим на разных языках, но понимаем друг друга».