От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке - стр. 95

Дипломат. В 60-х годах мы смотрели на Сирию с известной долей романтизма, как сейчас говорят – идеологизированно. Но надо нам отдать должное: мы сумели поддерживать ровные отношения с сирийскими режимами – начиная с буржуазного, который возник сразу после провозглашения независимости, через Шукри Куатли, через левацких экстремистов к умеренному асадовскому баасистскому режиму. На всех этих этапах мы все-таки сумели соблюдать какую-то преемственность.

Автор. Но у меня ощущение, что с середины 70-х годов мы увлеклись. Мы слишком всерьез восприняли ставку на Сирию как на своего союзника, слишком много им давали оружия.

Дипломат. Не думаю, что была серьезная ставка на Сирию после кэмп-дэвидских соглашений. Мы не думали, что Сирия может заменить Египет. Но по инерции мы делали ставку на силу, на вооружение Сирии, хотя убеждения, что отношения с Сирией могут изменить баланс сил на Ближнем Востоке, у нас никогда не было.

Автор. Можно ли проследить колебания советской политики по отношению к Сирии?

Дипломат. Сирийцы всегда были для нас желанными, но трудными партнерами. Ведь для нас главным с 1973 года была международная конференция по Ближнему Востоку. Но тогда, в 1973 году, сирийский стол оставался пустым. Они приняли решение не посылать делегацию в Женеву. Это был один из факторов срыва конференции, но нам не удалось сирийцев уломать.

Автор. Были ли у них свои резоны?

Дипломат. Они не доверяли своим египетским партнерам. Они считали, что Египту проще решить свой вопрос с Синаем, ничем не рискуя. Они боялись остаться потом один на один с Израилем. Видимо, с их точки зрения, они сделали правильный расчет, надеясь получить больше, не участвуя в конференции. Ведь через два-три месяца они заключили соглашение о разъединении сил с Израилем на сирийском фронте, то есть обезопасили себя в военном плане. В политических шагах они решили не торопиться.

Автор. А в Ливане?

Дипломат. Вот здесь как раз явно прослеживается линия на получение компенсации в Ливане за Голанские высоты.

Сирийская позиция по отношению к Израилю после 1973 года представлялась достаточно гибкой и сбалансированной, хотя Дамаск время от времени говорил об «освобождении Иерусалима» и порой о «создании Великой Сирии». Реальная недостижимость этих целей позволяла «временно», на уровне реальной политики, достаточно широко маневрировать и достигать взаимопонимания с Израилем или идти с ним параллельным курсом. Фактически в Ливане было достигнуто разграничение на зоны влияния. Впрочем, были и прямые военные столкновения, как в 1982 году.

В июне 1982 года израильский премьер-министр Менахем Бегин, подталкиваемый своим министром обороны «ястребом» Ариэлем Шароном, решился на вторжение в Ливан. Прикрытием для израильских действий был и фолклендский кризис и короткая война между Великобританией и Аргентиной. Целью израильского вторжения было разрушить полугосударственные структуры и военные позиции Организации освобождения Палестины в Ливане, помочь произраильским силам из партии фалангистов в христианской части Ливана захватить власть в Бейруте. В качестве объектов нападения были намечены и сирийские части противовоздушной обороны в долине Бекаа. Израильтяне добились быстрого отката сил ООП в Бейрут, а израильские ВВС нанесли ряд сильных ударов по сирийцам. По израильским данным, было сбито около 90 сирийских самолетов в первые несколько дней военных действий, ракетные комплексы уничтожены