Размер шрифта
-
+

От Ленина до Путина. Россия на Ближнем и Среднем Востоке - стр. 81

Трагический шаг в отношениях с Афганистаном уже был запрограммирован. Но принимать желаемое за действительное – обычная практика высшей советской иерархии, и от кремлевских геронтократов вряд ли можно было ожидать чего-либо другого. За противодействие ходу исторического развития приходилось расплачиваться и политически, и морально, и материально, а в Афганистане – и жизнью советских граждан.

Чем больше углублялся кризис социалистической системы, чем яснее были неудачи тех режимов, которые восприняли некоторые элементы советской модели, тем громче в Москве звучали голоса защитников теории «социалистической ориентации», тем упрямее на практике и в начале 80-х годов продолжалось сотрудничество с «революционными демократами». Хотя международные реалии подталкивали советское руководство на расширение связей с умеренными (будь то Марокко или Турция), иметь дело с лидерами, не скупившимися на клятвы в приверженности дружбе с Советским Союзом и «социализму», было проще и приятнее.

Советское руководство, в отличие от американского, по-прежнему считало, что разрядка – это для Европы и, может быть, Дальнего Востока, а в «третьем мире» надо поддерживать «революционный процесс», то есть ослаблять и подрывать позиции «противника». Единство мира игнорировалось. При этом все больше утрачивалось чувство меры и возможностей.

Правда, необходимость взаимопонимания и сотрудничества чувствовалась обеими сторонами. Обе державы находили области прагматического взаимодействия, параллельных курсов или в ряде случаев стремились хотя бы не углублять своих противоречий. Так они действовали и в ирано-иракском конфликте, и на Африканском Роге. Но это были исключения.

Второстепенным, но достаточно важным фактором, определявшим политическое поведение СССР на Ближнем и Среднем Востоке, стал Китай. Разрыв союза с Китаем и превращение в тот период тесного сотрудничества во враждебные отношения были самым крупным дипломатическим поражением СССР с начала холодной войны.

(Это большая и сложная тема. Разрыв был скорее закономерностью, а не результатом тех или иных выходок Хрущева и ошибок дипломатии. Двум медведям было тесно в «коммунистической избушке», да и у США никогда не было территориальных проблем с Китаем. Тайвань – особый разговор, но они договорились или просто поняли друг друга.)

Конфликты вплоть до вооруженных, на колоссальной по протяженности границе, раскол международного коммунистического движения, сближение Китая с США – все это создавало новые условия в мировой политике. На Ближнем и Среднем Востоке Китай в те годы не мог быть конкурентом Советского Союза ни в плане военном, ни в экономическом, ни в политическом. Однако Пекин почти всегда говорил «нет», если Москва говорила «да», и наоборот; ухаживал за палестинцами, всеми левыми и коммунистами в регионе, настраивая их против СССР. Это заставляло Москву «доказывать» свои «антиимпериализм» и «революционность», что усиливало догматически-мессианский настрой в политике и затрудняло прагматические шаги.

Однако главным и определяющим во всем «третьем мире» для СССР оставалось соперничество с США. Оно охватывало политическую, военную, экономическую области. Но именно в экономике СССР ничего серьезного не мог противопоставить Западу. Даже конкурентоспособность на уровне 60-х годов ушла в прошлое, и оторванному от экономических реалий советскому руководству все с большим трудом удавалось изыскивать средства для подведения хоть какой-то экономической базы под политику в «третьем мире», в том числе и на Ближнем и Среднем Востоке.

Страница 81