От имени докучливой старухи - стр. 4
– Взбранне Воеводе победительная…
«Какая же она Воеводе? Чем Богородица побеждает? Какое ее оружие?» – внезапно пришло ей в голову. – «Смирением, говорят. Как же она побеждает смирением? Вон, Георгий-то с копьем нарисован!»
Она с любовью посмотрела на лик Божьей матери и спросила вслух:
– Может, тебе тоже там какое-нибудь копье дали? Совсем маленькое. Игрушечное.
Ей показалось, что лик слегка улыбнулся.
И тут у Изольды Матвеевны нестерпимо зачесалось пониже спины. Она было протянула руку, чтобы почесаться, но тут ее пронзила мысль:
«Негоже задницу-то чесать во время молитвы. Непочтительно это! Помнится, батюшка говорил, что во время молитвы бесы всегда мешают. Им мой акафист – вилы в бок, они и будут меня мучить, чтобы молитву испохабить!»
Чесалось все сильнее. У Изольды Матвеевны даже непроизвольно задергались пальцы правой руки. Она набрала полные легкие воздуха, задержала дыхание и закрыла глаза.
«Смирением надо их побеждать, как Богородица. Сейчас перетерплю во славу Божию, бесы и разбегутся восвояси!»
Тут пониже спины стало чесаться так сильно, что даже закололо. Изольда Матвеевна не выдержала да и хлопнула себя кулаком по мягкому месту. Все сразу прекратилось. Правда, на заднице начал расползаться синяк.
«Ну, вот, придется начинать молитву сначала. А всё бесы поганые!»
– Взбранне Воеводе победительная, – начала Изольда Матвеевна и вдруг громко икнула: видимо, что-то произошло, пока она задерживала воздух в легких.
– Вот бесы проклятые! – Она не выдержала и выругалась.
Внезапно ей представилось, что кто-то смеется в ее квартире.
«Надо остановиться и попить водички».
Старуха отложила молитвослов, вышла на кухню, поставила чайник и достала сухарики.
«Вот говорят, смирение – самое главное оружие, а бесы только смеются», – размышляла она. – «Может, моя молитва не угодна Богородице? Зачем она бесам попущает издеваться?»
Чайник вскипел. Изольда Матвеевна с причмокиванием попила чайку из блюдечка, похрустела сухариками – и икота прошла. Потом она направилась к телефонному аппарату и решительно сняла трубку. Было два часа тридцать минут ночи. На том конце провода долго слышались длинные гудки. Пришлось положить трубку.
«Богу Божие, а человеку – человеческое, – рассудила Изольда Матвеевна. – Это у святых тела нетленные, а у нас – слабые, греху подверженные. Вот и зачесаться может и икота начнется. Хорошо, наверное, быть бестелесным ангелом на Небеси. А мы – рабы плоти. Все такие. Вечно на Литургии стоишь, и кто-нибудь чихнет или раскашляется. А ведь может же еще хуже случиться. Теперь понятно, почему причащают на голодный желудок – всю ночь нельзя есть и пить. Мало ли кто пукнет или писнет? Хуже ничего не может быть».
Она совершенно успокоилась, достала молитвослов и начала снова, даже с каким-то ликованием:
– Взбранне Воеводе победительная!
Дело спорилось, Изольда Матвеевна читала без запинки – до слов «праведный Иосиф смятеся». Тут ее мысли опять заняла знакомая тема.
«Конечно, смятеся! Каждый смятеся, когда невеста оказывается беременной неизвестно от кого. Господь-то наш, выходит, чуть незаконнорождённым не оказался. Вот если бы Иосиф смятеся и дальше, может, по-другому бы Христос явил себя. Был бы сыном матери-одиночки, а может, его камнями побили бы… Вот я бы Любку из соседнего подъезда камнями побила. Родила неизвестно от кого, а стыд глаза не колет. Гулящая – точно не от Святого Духа. И кто Святого Духа надоумил деве во чрево влезть? Интересно, при родах Марии подтвердилось, что она дева? Хотя как это подтвердить? Раньше же гинекологов не было. Были, наверное, какие-нибудь бабки-повитухи. Нет-нет, Богородица в овине рожала, там только ягнята были».