От имени докучливой старухи - стр. 3
– По какой конституции здесь ваши законные границы?
– По американской!
– Значит, признательные показания давать не намерены?
– Диверсант какой-то ночью ходил по лестнице, а не я!
И металлическая дверь захлопнулась перед носом участкового.
***
«Доведут до греха! Всем миром на меня ополчились… Эта фифетка – тоже мне, колясочку ей, видите ли, испортили! А ты пойди постирай ее, душенька! Любишь кататься, люби и саночки возить – любишь курить, люби и колясочку стирать!.. Доведут до греха, свят-свят-свят! Где у меня папиросочка? Пять лет назад, когда бросала, спрятала я пачку «Примы»… вот только где? Запамятовала! Неужто за комодом?»
Изольда Матвеевна поднатужилась и отодвинула комод от стенки.
«Нет, за комодом ничего. А! Вспомнила! Я ее в целлофановый пакетик запаяла горячими ножницами и в унитазный бачок кинула – чтоб доставать было противно. Интересно, сохранились ли мои папиросочки?»
Изольда Матвеевна приподняла крышку бачка и пошарила внутри.
«Вот они, родимые, целехонькие! Нынче, говорят, такую «Приму» уже не выпускают… Сейчас я соседей через вентиляцию дымом задушу и душу отведу. Одна папироска осталась. Одна! Думала, что перед смертью ее выкурю».
Изольда Матвеевна неловко прикурила папиросу и выпустила облако вонючего дыма в вентиляционное отверстие.
«Нагрешила, нагрешила-а-а!» – эхом отдалось в голове.
Эпизод второй
«Покровительница моя Богородица, всея Руси защитница, спаси, помоги и помилуй! – Изольда Матвеевна стояла у раскрытого окна на кухне, одетая в просторную хлопчатобумажную ночную рубашку, поверх которой на груди покоился простой латунный крестик на веревочке. – Как мне отблагодарить тебя за прошедший день? Прочитаю-ка я акафист тебе, родимая, помолюсь от души радостной песней. Аллилуйя, моя прекрасная!»
Изольда Матвеевна, кряхтя и отдуваясь, переместилась из кухни в комнату, взяла молитвослов и приступила вслух:
– Взбранне Воеводе победительная…
«Как она меня лучше услышит? Может, покричать? Окна нужно открыть, а то вдруг не дойдет мой акафист: мало ли кто сейчас тоже читает? Может, грешники какие. У меня-то голосок тихий, а стены каменные. Ей-то на Небеси и не слышно. Надо, чтобы моя благодарность дошла до Богородицы».
Изольда Матвеевна открыла окно в комнате, высунулась на половину могучего корпуса и заорала басом:
– Взбранне Воеводе победительная!
У одной из машин во дворе сработала сигнализация, у соседей справа залаяла собака, у соседей слева заплакал младенец. Снизу принялись стучать по батареям, на лестничной площадке хлопнула дверь, и кто-то крикнул:
– В дурдом сумасшедшую старуху! Час ночи уже!
«Нет, надо молиться душой! – Изольда Матвеевна прикрыла раму. – Батюшка давеча говорил, что самая громкая молитва – крик души».
Она встала у иконы Казанской Божьей Матери, снова раскрыла молитвослов и принялась «кричать душой». Прокричала первую страницу акафиста, вторую, и поняла, что в голове у нее не отложилось ни единого слова.
«Может, у меня душа кричать не умеет? Что еще там батюшка давеча говорил? Огонь души должен быть. Может, у меня душа уже потухла? Потухла, наверное. Может, почитать, как нас в школе учили, по буквам, чтобы до Богородицы наверняка дошло? А что? Это я еще могу».
И Изольда Матвеевна, перекрестившись, принялась читать шепотом, тщательно выговаривая каждое слово: