От двух до пяти - стр. 16
– Овца – она?
– Она.
– А почему папа – он? Надо бы пап, а не папа.
Другой такой же грамматический протест:
– Мама, у меня на пальце царап!
– Не царап, а царапина.
– Это у Муси если – царапина, а я мальчик! У меня царап!
От четырехлетней Наташи Жуховецкой я слышал:
– Пшеница – мама, а пшено – ее деточка.
О такой же классификации родовых окончаний, произведенной одним дошкольником, мне сообщают из Вологды:
– Синица – тетенька, а дяденька – синиц.
– Женщина – русалка. Мужчина – русал.
Начинают играть:
– Я буду барыня, ты, Таня, слуга, а Вова будет слуг.
Позже, к семилетнему возрасту, дети начинают подмечать с удивлением, что в русской грамматике слова одной и той же категории бывают и мужского, и женского рода:
– Мам! Москва – она, и Пенза – она. Ростов – он, Смоленск – он.
Когда отец Алены Полежаевой укоризненно сказал ей: «Ляля – бяка», она тотчас же от этого женского рода образовала мужской:
– Папа – бяк! Папа – бяк! Папа – бяк!
– Папа, ты мужчин! – говорит Наташа Маловицкая, так как с окончанием а у нее связано представление о женщинах. Это представление в некоторой степени свойственно также взрослым. Недаром в народе говорят: «с мальчишком», «с дедушком».
Трехлетний Вова играет в уголке:
– Бедный ты зайчонок… Тебя пьяниц сбил…
Очевидно, для его языкового сознания только женщина может быть «пьяницей».
«Клевачий петух»
На предыдущих страницах мы говорили главным образом о той любопытной структуре, которую малолетние дети придают глаголам и существительным. Имена прилагательные сравнительно редко встречаются в речи детей. Но даже в том небольшом их числе, которое удалось мне собрать в течение очень долгого времени, тоже явственно выразилось присущее детям чутье языка:
– Червячее яблоко.
– Жмутные туфли.
– Взбеситая лошадь.
– Дочкастая мамаша.
– Зоопарченный сторож.
– Грозительный палец.
– Пугательные сказки.
– Сверкастенький камушек.
– Молоконная кастрюля.
– Какой окошный дом!
– Какой песок песучий!
– Вся кровать у меня крошкинная.
– Что ты мне даешь слепитые конфеты?
– Зубовный врач.
– У нас электричество тухлое.
– Жульничная я, все равно как мальчишка.
– Брызгучая вода.
– Насмарканный платок.
– Лопнутая бутылка.
– Ты, мама, у меня лучшевсехная!
– Это рыбижирная ложка?
– Я не хочу эту сумку: она вся дыркатая.
– Этот дом высокей нашей почты.
– Почему у ящерицы людины пальцы?
– Наше радио очень оручее.
– Уж лучше я непокушанная пойду гулять.
– Исчезлая собака.
– Клевачий петух.
– Раздавитая муха.
– Креслые ноги.
– Махучий хвост.
(Несколько иначе у Чехова: «насекомая коллекция».)
Галочка четырех лет похваляется:
– Говорят: надень чулки – надеваю носки! Говорят: надень носки – надеваю чулки. Я вообще наоборотливая.
Мальчик услышал, как некая купальщица сказала на пляже:
– Я прямо с ума сошла. Купаюсь четвертый раз.
И спросил у матери часа через два:
– Куда она ушла, сумасошлатая?
Четырехлетняя Майя:
– Лес заблудительный, однойнельзяходительный.
Несмотря на всю свою причудливость, каждое из этих прилагательных, изобретенных малым ребенком, вполне соответствует духу русской народной речи, и я не удивился бы, если бы в каком-нибудь из славянских языков оказались такие слова, как «червячее яблоко» или «заблудительный лес».
Скрещивание слов
Из созданных ребенком прилагательных мне особенно пришлось по душе слово «блистенький»: