Остров Марго - стр. 31
Однажды после занятий Марк ждал Риту на ведущей к площади монументальной лестнице, в конце которой находились кабинки гэстутилизаторов. Покидать гэстинг абы где, распыляя свои даблы на публике, учащимся строго воспрещалось, поскольку было верхом неприличия. Прислонившись к высокому каменному парапету, нагретому солнцем, он скользил взглядом по мелькающим лицам студентов. Некоторые спускались по лестнице, прыгая на одной ножке – радовались как дети окончанию учебных мытарств.
– Давно ждёшь? – лицо Риты также светилось радостью. «Неужели соскучилась по мне?» – подумал Марчик и сразу отмёл эту мысль. Но сердце глупо забилось.
– Минут десять. Наблюдаю тут за чудиками.
– Знаешь, среди них есть интересные, я с двумя познакомилась, они настоящие уже художники, их картины взяли в Магистраль, во дворец какого-то дожа, – начала рассказывать скороговоркой Ритка и, заметив потемневший взгляд друга, уточнила. – Это девчонки. И они не мумми.
– Понятно. А я пока ни с кем не подружился, – проговорил Марик и перевёл на другое: – Ты тоже хочешь в Магистраль, будешь работать там?
Об этом грандиозном проекте историков-реконструкторов Марику рассказывал отец, когда решался вопрос, куда идти учиться. Юноша тогда удивился: это же сколько информации должно быть в матрице, чтобы вместить Землю, меняющуюся на протяжении тысячелетий, да ещё с искусственными людьми! Поистине Эос безразмерен.
– Там почти все креоники работают, поле непаханое, и мне… – Рита не договорила, за спиной раздался знакомый голос:
– А, живород со своей живородкой! Вот так встреча!
На три ступеньки выше стоял Эд и сверху бесцеремонно их разглядывал. Ситуация была унизительной, хотелось всё побыстрей прекратить.
– Ты, это, иди домой, – примирительно отозвался Марик и, почувствовав жалкую нелепость сказанного, добавил: – И дома уши помой.
Глаза Эда сузились, он осклабился:
– Мне-то зачем подмываться? Это подружке твоей надо, а то забрюхатит, раздуется пузырём, как потом будешь с с…й своей спариваться?
Марик поднялся на две ступеньки вверх и кулаком врезал мумми в живот – до лица дотянуться он не смог. Эд отшатнулся и лягнул ногой. Удар получился не точным, каблук ботинка лишь скользнул по щеке, но лицо обожгла острая боль. Не раздумывая, Марик прыгнул в ноги противника, и тот, перекувырнувшись через его спину, полетел вниз по ступенькам. Там он поднялся на ноги, и Марик не поверил своим глазам: уши у Эдика вытянулись и заострились, на их кончиках зачернели кисточки. Лицо продолжало трансформироваться в кошачью морду, сквозь одежду проступила шерсть – и вот уже на ступеньках, поджав передние лапы, сидела огромная рысь, изготовившаяся к прыжку. Марик одним махом вскочил на парапет. Внизу были лютый зверь и… Рита. Она стояла, опустив руки, словно потерявшийся ребёнок. Марк схватился за бронзовую рукоять факела, выдернул его из подставки и прыгнул навстречу оборотню. Время замедлилось, Марк видел перед собой шерстистый череп чудовища и успел в полёте поднять руку, чтобы со всей силы хрястнуть по нему увесистым канделябром.
От сшибки потемнело в глазах. Они катились вниз, вцепившись друг в друга. Оборотень был ещё живой, он в агонии рвал клыками голое, уже безрукое плечо Марика, во все стороны летели ошмётки мяса с осколками костей, а Марик единственной рукой пытался зажать ему пасть. Боли не было, она отключилась в дабле – с ума же сводил муторный дух факельного масла, палёной шерсти и металлической ржавчины. Так пахла, наверное, липкая кровища, в которой елозили сплетённые тела. Наконец зверь затих, рассыпался в руках, и Марик вдруг осознал себя в гэст-кресле, в своей комнате.