Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона - стр. 70
По мнению О. В. Дмитриевой, основанному на предсмертной речи сэра Кристофера Блаунта (Sir Christopher Blount; 1555/1556–1601) и других свидетельствах, «в Ирландии Эссекс был озабочен не борьбой с Тироном, с которым был готов заключить военно-монархический союз, а своими собственными честолюбивыми планами. Ему ни к чему был поход на север страны в Ольстер, так как из Дублина легче было перебросить армию в Уэльс»[330], где у графа было много сторонников. И далее О. В. Дмитриева ссылается на Джеймса Спеддинга (биографа и публикатора работ Ф. Бэкона), который полагал, что только двойной игрой Эссекса «можно объяснить, почему в Англии он так настаивал на необходимости положить конец восстанию, а в Ирландии использовал каждую возможность, чтобы оттянуть это, почему продвигал своих ставленников на важные посты, почему как мог быстрее и дальше увел свою армию от главной арены борьбы»[331]. При всей весомости аргументации Д. Спеддинга и О. В. Дмитриевой, не исключено, что странное поведение Эссекса в Ирландии объясняется недостатком полководческих талантов графа и отсутствием у него опыта руководства столь масштабными операциями[332].
17 сентября 1599 года граф получил от Елизаветы грозное письмо. «Из Вашего дневника следует, – писала королева, – что вы полчаса беседовали с предателем без свидетелей. И хотя мы, доверяя вам дела нашего королевства, вовсе не проявляем недоверия в вопросе [о ваших переговорах] с этим изменником. Но вы… могли бы для порядка и для вашего собственного оправдания заручиться надежными свидетельствами о ваших действиях… По существу, по отношению к нам вы поступили очень осторожно, сообщив сначала только о получасовых переговорах, а не о том, что обсуждалось в ходе их… Нам остается лишь догадываться об исходе этого предприятия. Мы уверены только в одном: вы столь мало преуспели в своих военных действиях, что мы не можем не быть суровы, как бы удачно ни сложились переговоры»[333].
Эссекс понял: надо срочно оправдаться перед королевой, изложить ей свою версию неудач ирландской кампании, а не ту, которую ей преподнесут его противники. Он оставил армию и с небольшим отрядом личной охраны помчался в Англию.
Между тем летом, когда Эссекс прочно увяз в Ирландии, королева решила поинтересоваться мнением Бэкона о действиях графа. «Я полагаю, Мадам, – отвечал Фрэнсис с изумительной прозорливостью, – что, если бы вы держали милорда Эссекса при себе с белым жезлом в руке, как некогда милорда Лестера[334], чтобы он продолжал оставаться при вас и вашем дворе честью и украшением в глазах ваших подданных и иностранных послов, он был бы в своей стихии (in his right element). Но вы, вселив в его душу недовольство, затем вручили ему оружие и власть, что может стать для него искушением проявлять непослушание. Поэтому, насколько я в состоянии судить, было бы лучше всего, если б вы за ним послали и разрешили ему вновь быть подле вас, если, конечно, ваши дела, – о коих я не имею чести знать, – вам в этом не препятствуют»[335]. Говоря современным языком, Бэкон указал королеве на ее крупную ошибку в кадровой политике, попутно продемонстрировав тонкое понимание натуры графа.
28 сентября 1599 года в 10 утра Эссекс буквально ворвался в Нансач, в дорожном плаще, в пыли и в грязи и, не обращая ни на кого внимания, прошел прямиком в покои Елизаветы, которая еще не закончила процедуры утреннего туалета. Он бросился к ее ногам, целовал ей руки… И казалось, она его простила. Только после часового разговора Эссекс покинул ее, чтобы переодеться и помыться. Потом, за обедом, граф в приподнятом настроении рассказывал об Ирландии. Но к вечеру все переменилось. Эссекс получил распоряжение оставаться в своих комнатах в Нансаче, поскольку покинул Ирландию без разрешения королевы, а кроме того, он нарушил ее прямое распоряжение не вступать ни в какие переговоры с мятежниками. В тот день он видел Елизавету последний раз в своей жизни.