Размер шрифта
-
+

Остров - стр. 35

— А если очень хочется? — тихо спросила она.

— А смысл? Все равно ничего не изменится. А жизнь может превратиться в кошмар. Вот как у Мишки. Когда Ольга ушла от него, Михаил приехал и неделю рыдал у меня на плече — какой, мол, он дурак, да почему он меня не послушал, жизнь свою загубил и так далее. Хотя тогда все у него было не так уж и плохо: квартира отдельная, как видишь, работа тоже была, деньги имелись — возможности для творчества более чем... Рисуй — не хочу. А там и выставку бы организовали, глядишь, и в институте можно было восстановиться, но он как ушел в депрессию, так и все... Я все думал — пройдет. Ну пострадает месяц-другой и забудет. Но нет... Да и не думаю, что прямо уж так сильно он Ольгу любил, а вот обиделся он на нее сильно... Ведь он ради нее такую жертву принес — всю свою жизнь, да еще с чужим ребенком ее принял, а она тварь неблагодарная его использовала и бросила потом за ненадобностью. Это не я, — усмехнулся Гореславский, видя, как при этих словах Юля окаменела взглядом, — это я его слова повторяю.

— А если очень хочется? — повторила она. — Если по-другому не получается? Каждый день думаешь, что вот, если бы этого не сделал, туда бы не пошел — ничего бы этого не случилось, и сейчас все было бы иначе.

— Это ты про аварию?

Она кивнула, глядя в сторону. Гореславский помолчал и после недолгого раздумья произнес:

— Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется... И не только слово. Каждый наш поступок влечет за собой цепь событий. Причинно-следственные связи. Я тоже много об этом думал и думаю до сих пор. Есть такое понятие — преступление и наказание. Понимаешь? Наказания без вины не бывает — подумай, что ты такого сделала, что с тобой так обошлись.

— Я? — Юля возмущенно вскинула брови. — Что такого в том, что я решила прокатиться на мотоцикле с парнем? Это преступление?

Гореславский хмыкнул:

— Нет. А почему ты решила с ним прокатиться? Он тебе нравился? Ты хотела привлечь его внимание? Покрасоваться пред другими парнями, утереть нос подружкам? — Юля ошарашенно смотрела на него, не зная, что ответить. — Это называется гордыня. Один из смертных грехов, между прочим. Я бы сказал — самый страшный.

— Трусость, — тихо сказала Юля. — Трусость самый страшный грех.

— Ха! — возразил Георгий Арнольдович. — Это ты Булгакова начиталась. У каждого свой страшный грех. Что такое гордыня? Уверенность, что ты лучше всех! И не просто уверенность, а еще и желание всем это доказать и показать. Вот и показала!

— Вы ничего не знаете! — крикнула Юля. — И знать не можете!

— Нет, конечно, — кивнул Гореславский, — не знаю. Но зато я все знаю про себя. Гордыня — это мой страшный грех. Ладно, пора уже и домой. Пусть Мишка проспится. Жалко не попрощались — может, уже и не увидимся. Ну да, бог даст...

Захлопнув дверь, они вышли на улицу, Гореславский вызвал своего водителя и пока они ждали, сидя на скамейке возле подъезда, сказал:

— Завтра я уезжаю в Москву. Мне понравилось с тобой работать. Ты толковая и быстро печатаешь, — он улыбнулся. — Предлагаю продолжить наше сотрудничество. Жилье, питание за мой счет, ну и зарплата, естественно. Только ты пока думаешь, помни, что я про гордыню говорил и не путай с гордостью. А то девушка, например, парню отказывает, думает из гордости, а это гордыня. Гордость совсем из другой оперы.

Страница 35