Остров - стр. 37
Вот если бы Гореславский согласился Ванечку у себя поселить? И тут же себя одернула — ишь, какая шустрая — посади ее за стол, она и ноги на стол... Ей и так Гореславского никогда не отблагодарить за все, что он для нее сделал и делает, да и чем она его отблагодарить может? Разве что... Она обдумала мысль, пришедшую в голову, и решительно сжала кулачки. Ей терять все одно нечего, да и кто ее теперь осудить сможет? Она сама по себе, сама себе хозяйка, и себе и своему телу.
В один из вечеров Гореславский домой пришел и с порога зычно поинтересовался:
— А чем это у нас пахнет?
За это «у нас» Юля тоже была ему благодарна.
— Ужином! — крикнула она из столовой, где спешно складывала красивым бантом последнюю салфетку.
— Етить твою... через коромысло, — Георгий Арнольдович любил иногда так... замысловато выражать свои чувства.
Юля улыбнулась и сделала приглашающий жест. Гореславский оглядел нарядно сервированный стол. Свечи Юля не решилась зажечь, а так все было по правилам — и салфетки, и вилочки, и ножички, и хрусталь.
— Это что же Вероника Васильевна так расстаралась? — спросил Гореславский.
Приходящая три раза в неделю домработница, конечно, здесь была ни при чем, но Юля кивнула и улыбнулась:
— Просто захотелось чего-то вкусненького, вот мы с ней и придумали...
— А вино, по какому поводу?
— Да мало ли поводов можно найти? Например, мой приезд в Москву. Или первая неделя моей работы, или...
— Или... если бы я не был так удручающе стар, то глядя на эти морепродукты, и прочую экзотику, решил бы что кое-кто удумал меня соблазнить.
Юля почувствовала, как заливает щеки краска, сжала губы и решительно посмотрела Гореславскому в глаза.
— А даже если и так, то что?
— Ну, милая моя... Ничего у тебя не выйдет. Зря время потеряешь.
— Хорошо, — покорно согласилась она. — Но не пропадать же добру? Мы очень старались.
— Да ладно, — миролюбиво махнул рукой Георгий Арнольдович. — Что я баб не знаю? Я уже давно на вас не обижаюсь и ничему не удивляюсь. А выглядит, однако, аппетитно, — И он ловко подцепил вилкой блестящую черную маслинку.
***
— И все же тебе это удалось, — сказал Гореславский.
Юля давно уже проснулась и просто лежала, тихонько слушая тяжелое дыхание мужчины. Она промолчала, все еще не уверенная, что поступила правильно вчера вечером, когда решительно подошла, положила руки ему на плечи и сильно прижалась молодой упругой грудью. На Косте этот прием срабатывал моментально. Честно говоря, сердце ее обмирало — от одной мысли, что кто-то другой, кроме мужа, до нее дотронется. И в то же время жутко интересно было, а как это будет — как с ним или по-другому? Оказалось, по-другому. Да и кто сказал, что все мужчины одинаковы? Своего опыта не имелось, но все хором оное утверждали, она и верила простодушно. Костя инициативу первым редко проявлял, но на ее ласки реагировал очень чутко, со всем жаром молодости, заводясь, что называется, с пол-оборота, и также быстро утолив желание, засыпал. Юля думала, что так и должно быть — возбуждение, которое она сама испытывала, не получив должной разрядки, быстро гасло или, вернее, притихало до утра, когда муж, еще не вынырнув из сна, уже шарил руками по ее груди, бедрам, тогда-то и добирала она свое короткое и какое-то жалкое наслаждение.