Остров - стр. 33
Он его понимал и не понимал. Маленький щупленький Миша не пользовался такой популярностью у женщин, как плечистый рослый Жора. Ольга же была красива именно той истинно русской красотой, которую издревле воспевали поэты и писатели, и про которую неутомимо твердят иностранцы: русая коса до пояса, голубые глазищи в пол-лица, тонкая талия, крутые бедра, а грудь, хоть поднос ставь. Та красота, которая уже практически нигде не встречается, только вот в таких аномальных местах вроде Липецка или Ельца. Та красота, мимо которой ни один нормальный мужик спокойно не пройдет, сколько бы ему недокормленных изможденных моделей в качестве эталона ни навязывали глянцевые журналы и голливудские фильмы.
Во всяком случае, когда Ольга в панике приехала к Жоре в Москву, нашла его в аудитории, и тут же с ходу вывалила на него ошеломляющую новость, он, глядя на ее зареванное, но все равно прекрасное лицо, уже готов был согласиться и на свадьбу, и на ребенка, если бы она сдуру не начала ему угрожать (пойду, мол, в райком, ты же комсомолец! и так далее). Для Жоры Гореславского угрозы всю жизнь были, что красная тряпка для быка: он моментально становился глух к доводам разума. Вот и сейчас, услышав про райком, он спокойно развернулся и вышел, оставив Ольгу рыдать, уронив голову на руки. Тут-то и увидел ее Миша Остапчук. И напрасно Жора уговаривал друга одуматься, убеждал, что это все игра — девушке надо замуж, а уж за кого — не суть важно. И он, вообще, не уверен, что это его ребенок, ну и все в таком духе. В ответ он слышал неизменное: «Ты подлец!»
Михаил женился на Ольге и уехал жить в Липецк: Московские родственники жену-провинциалку не одобрили, и делить квадратные метры наотрез отказались. Михаил и не настаивал — в Липецк так в Липецк. Все равно из института его к тому времени поперли. Ольга бросила его через пять лет. Нашла себе другого — столичного инженера, присланного на местный завод цветных металлов. Так что вскоре она стала москвичкой, а Михаил прижился в Липецке, в однокомнатной квартирушке, доставшейся ему после развода. С ребенком видеться она ему не разрешала (все равно не твой), хотя алименты исправно трясла. Тогда вот и встретились они впервые за пять лет после выпуска. Михаил в Москву приехал и к Жоре домой заявился, а до того и знать его не хотел. Посидели, выпили — хорошо выпили — и пришли к выводу, что бабы, понятное дело, кто, а мужики — идиоты, конечно.
Все это Гореславский Юле рассказывал, пока они медленно шли с пляжа обратно. Рассказывал спокойно, в обычной своей насмешливой манере.
— Ну что скажешь? — спросил он, закончив воспоминания, — Как на твой женский взгляд, подлец я или нет?
— Не знаю, — честно призналась она. — А как вы сами думаете?
— И я не знаю. Вот столько лет прошло и до сих пор не знаю. Сказать, что совесть меня мучает? Так ведь нет. Любопытство — да.
— Любопытство?
— Ну да. Вот если бы я женился тогда на Ольге, что бы было? Стал бы Бендер великим художником? А я? Стал бы, вообще, кем-нибудь или поехал бы в Липецк помидоры выращивать?
— Помидоры? — удивилась Юля.
— Именно. Ольгина семья всю жизнь помидоры выращивала. Целые плантации. Потом на рынке продавали и всю зиму тем кормились, каждую весну, лето, осень на грядках горбатились и так всю жизнь.