Оставь страх за порогом - стр. 39
Калинкин горевал об ином: «Из провианта остались краюха хлеба и кружок колбасы, слопают артисты, и станет нечем кормить».
Когда пересекли ручей, миновали пашню и вышли к проселочной дороге, хранящей следы колес, Петряев опустился на землю, закрыл голову руками и зарыдал, не стесняясь присутствия женщин.
– Что хотите со мной делайте – четвертуйте, вешайте, но дальше не сделаю ни шагу! Посмели насильно, не спрося согласия, забрать в свой комиссариат и тащат неизвестно куда!
Он стал жалким, волосы растрепались, прилипли ко лбу, по осунувшимся щекам потекли крупные слезы. Добжанская принялась успокаивать:
– Прекрасно вас понимаю, сочувствую, но прошу взять себя в руки, вспомните, что принадлежите к сильной половине человечества. Я с Людой благодарны комиссару за проведенную ночь на свежем воздухе, а не в духоте, в царстве мух. – Не надо паниковать, – попросила Людмила.
– Не распускайте нервишки, держите их в кулаке, – добавил интендант.
– Слезы не красят мужчину, – подвел итог Кацман.
Магура промолчал, не стал осуждать за проявленную слабость, уговаривать собраться с силами, подумал только: «Нет никакой гарантии, что следом за певцом не запаникуют другие, в первую очередь слабый пол. Еще одни сутки перехода, еще одна такая ночь, и случится настоящий бунт».
Солнце оторвалось от горизонта, когда впереди в ложбине появилась утопающая в садах, раскинувшаяся у Хопра станица с белокаменной церковью.
Возле реки паслось стадо коров, пощипывали траву стреноженные кони – пастуха было не видно, то ли бросил домашний скот, то ли уснул под кустом. Все вокруг выглядело удивительно мирно, навевало покой, казалось, междоусобная война обошла стороной казачье поселение, осталась далеко-далеко…
Магура отдал интенданту кобуру, маузер засунул за ремень.
– Оставляю за старшего.
Не прощаясь, широким шагом двинулся к выкошенному лугу. Спустился в леваду, миновал погост с покосившимися крестами и вышел к Хопру, где на коряге с удочкой, не отрывая взгляда от поплавка, сидел конопатый мальчишка.
– Клюет?
Юный рыбак промолчал.
– Какая рыба идет на крючок? – не отставал Магура и получил ответ:
– Мелкота, кошке не хватит на обед.
– Чья в станице власть?
– Бедняцкая. В комбед записались только безлошадные, кто своего надела не имеет, еще иногородние.
Дальше комиссар не стал расспрашивать. Помахал членам агитбригады, дескать, выходите, кончились полуголодное существование, ночевки под небом.
С цирковых наездниц, фокусника, певца и Калинкина усталость как рукой сняло, все заспешили к комиссару, предвкушая долгожданный отдых, горячую еду.
В воскресенье к церкви на станичной площади стекались принарядившиеся к празднику казаки и казачки, все с нескрываемым любопытством поглядывали на широкоплечего моряка (о принадлежности к морю говорила тельняшка за отворотом гимнастерки), двух женщин, грузного мужчину, смешно семенящего человека в крылатке и замыкающего шествие солдата.
– Подскажи, где у вас комитет бедноты? – Магура остановил станичника.
– Ступай прямо, никуда не сворачивай и упрешься в дом под красным флагом. Прежде там атаман с семейством проживал, нон-че голытьба вселилась, за других все решает. Можешь шибко не спешить: нет никого в комбеде, председатель вчера в район умотал.
Магура поблагодарил и привел отряд к самому богатому в станице дому под железной крышей, с высоким крыльцом, резными ставнями, палисадником с ярким ковром цветов. Присел на ступеньку и, не дожидаясь, когда примеру последуют артисты, сомкнул веки – сказались бессонная ночь, когда охранял подопечных, перенесенные волнения. Позволил себе расслабиться, даже вздремнуть, но чуть ли не под самым ухом раздался истошный крик: