Осколок в форме сердца - стр. 10
– Правильно, – опешил Женя. Немного подумал и спросил: – Ну, положим, про карьеру понятно – седеющая голова, капитанское звание… А проблемы с женой как высчитала?
– Очень просто. – Ольга опять села. – Ты единственный из офицеров, кто телефон в отделении не насилует, чтобы дозвониться в полк и узнать – были ли письма…
– Все правильно, товарищ Шерлок Холмс. Жена вторая, учительница русского языка и литературы. Сын, четыре года. Любовь – то ли есть, то ли уже была. А счастья нет. Я и сюда-то на войну сбежал от семейных проблем. Вернее, думал, что сбегу. Но сын ведь. Скучаю…
– Ну, ладно. – Ольга поднялась со стиснутыми губами и выключила магнитофон. – Скука скукой, но ты за этот вечер пять раз на мои колени посмотрел. А я этого не люблю. Пойдем. Мне дежурить надо, а тебе – бай-бай.
В дверях Женя остановился.
– Спасибо этому дому за хлеб-соль! – постарался сказать весело, но глаза выдали – сфальшивил.
– Дай бог здоровья! – У Ольги был холодный взгляд. – Кстати, пистолетик отдай, не забудь. А то хватится вояка…
– Ох ты, забыл! – хлопнул себя по карману Васильев и положил оружие в Ольгину ладонь. – Вообще-то ему следует этой пушкой по голове надавать, чтоб знал, как оружие хранить надо, – и застучал своей корягой по полу узкого коридора…
Несколько дней Женя скучал, играл в карты с соседями по палате, читал старые газеты, бродил по госпиталю и старался встретиться с Феликсовной, чтобы поговорить. Но она не дежурила, была занята на операциях, после которых, усталая, сразу уходила «домой».
И вот однажды раздался ее окрик в коридоре:
– Васильев, на перевязку!
Женя взлетел с кровати и, чуть прихрамывая, помчался в процедурную.
Ольга улыбнулась ему.
– Ну что, земляк, хирург тебя смотрел? – Феликсовна разрывала пачку бинта.
– Смотрел. – Сердце у Женьки заколотилось, в груди разлилось теплое вино.
– Завтра или послезавтра пойдешь на выписку. – Ольга мельком взглянула на Васильева и отвела глаза.
– Жаль, – вздохнул Женя и поднял синюю казенную штанину на раненой ноге.
– Почему? – Руки у Ольги чуть подрагивали, когда она возилась с повязкой. Она сама не понимала, почему это происходило.
– Да так… Жаль, и все. – Женя смотрел на копну соломенных Ольгиных волос, на шевельнувшуюся грудь под белым халатом…
– Из дому что пишут? – Феликсовна спросила, удивляясь себе: зачем ей это надо, почему ее вдруг стали волновать отношения этого капитана с женой и сыном.
– Не знаю, не интересовался. Может, писем и вообще не было. – Васильеву неприятно было говорить о доме.
– Так ведь скоро замена. Поедешь домой. – Обработав перекисью водорода и зеленкой заживающие раны, Ольга стала накладывать повязку.
– Ну-у, это когда еще будет…
– Когда? – Феликсовна подняла глаза.
– Что-то около месяца.
– Мне здесь сидеть дольше. – И ловко сделала узелок на повязке. – Готов, артиллерист.
– Ольга… – Васильев замялся. – Может, посидим сегодня вечером. На прощанье… Ты же говорила, что у нас с тобой – купейно-поездной вариант. До конечной станции еще есть время…
Феликсовна стояла у шкафчика с медикаментами, звенела склянками и думала. На фоне окна был четко виден ее греческий профиль.
– Ладно, – сказала, не глядя на Женьку. – Приходи.
– А ты водку пьешь? – У Васильева сверкнули глаза и стало распирать грудь.
– Пью, – сказала Ольга и закрыла шкафчик. Затем повернулась к Жене и спрятала в карманы халата задрожавшие руки.