Осколок в форме сердца - стр. 12
– А ты поменьше о перспективах думай, – закурил Васильев, выпустив густое облако дыма. – Такое время настало, Феликсовна, что одним днем жить нужно. Вот здесь, например, на этой войне непонятной: сегодня живой-здоровый, а завтра или труп, или калека. Какая, к черту, перспектива?!
– Ну-ну, – настроилась слушать дальше Ольга.
– Ты думаешь, я сейчас философию своей жизни тебе нарисую? – серьезно говорил уже расслабившийся от водки Женя.
– Надеюсь, – улыбнулась Феликсовна.
– Не хочу тебя утомлять. Надо проще.
– Будь проще, – хмыкнула Ольга и закольцевала банальную фразу: – И люди к тебе потянутся.
– Все люди мне не нужны. Кто-то один нужен. – Музыкальный плач французов толкал Женю на откровенность.
– Я так понимаю, что в настоящий момент это Феликсовна. – Ольга демонстративно направила взгляд в потолок.
– А почему это так тебя веселит? – с печальными глазами спросил Васильев, не думая об ответе. – Ты видишь, что нравишься, что я хочу быть с тобой, мне с тобой интересно… Что тут смешного?
– А смешно здесь то, что подобные возвышенные разговоры я слышала сотни раз, – вздохнула Ольга, и глаза ее похолодели, – и знаю, что это обычное словесное оформление вполне земного желания залезть ко мне в постель.
Расстрелянный в упор Васильев онемел на какое-то время. Кровь хлынула в голову. Лицо вспыхнуло.
– Ну, раз так, – он смешался, не зная, что еще сказать, – я пойду. Спасибо за все! – и поднялся.
Ольга, тронутая его растерянностью и обидой, опустила глаза. Стало стыдно.
– Ладно. Извини меня. Останься.
Женя, в полном душевном раздрае, не знал, что делать.
– Не обижайся, – продолжала Ольга. – Сам знаешь, каково одинокой бабе на войне, среди кучи мужиков, у которых почти поголовно семейное положение – «командировочный»…
Васильев сел.
– Наливай! – Феликсовна подсказала выход из тупика. – Мы еще не выпили обязательный третий тост по вашей старой афганской традиции – за тех, кого с нами нет.
Женя молча налил, встал, подумал и выпил. В голове размазанно, нечетко мелькнуло несколько лиц погибших ребят.
Пауза продолжалась. Разговор не вытанцовывался.
– Ну, тогда уж сразу и четвертый, чтоб за нас не пили третий! – Женя сказал резко и опять налил.
– Подожди. Не гони лошадей, – поправила прическу Ольга. – Я же тебе не мужик – пить, как из пулемета.
Васильев не мог смотреть ей в глаза. Почему-то было неловко. Наверное, потому, что Феликсовна срезала его на взлете почти справедливо. Она сказала правду. Не всю, но правду. И Жене захотелось исправить положение.
– Понимаешь… – начал он.
– Понимаю, – спокойно обрубила Ольга. – Я сместила акценты. Не слепая, все вижу. Извини.
– Да. – Женя закусил губу, повернулся и, взяв Ольгу за руку, прижал ее ладонь к своему горящему лицу.
Феликсовна, положив ногу на ногу, сдерживала разгулявшуюся волну в груди и слушала гулкое биение своего сердца. Оно отдавалось в ладони, прижатой Васильевым к своему лицу, накаляя руку, словно калорифер.
Долго сидеть без движения Ольга не смогла и, высвободив ладонь, запустила пальцы в седеющий Женькин затылок. Васильев сполз со стула, стал на колени рядом с Ольгой и обнял ее. Ольга пахла аптекой. Женя коснулся мягкими усами ее полных сухих губ, опустил лицо к груди, взял в рот деревянную пуговицу платья и расстегнул ее зубами и языком. Потом то же самое проделал и со следующей пуговицей.