Осколки вечности в Академии Судьбы - стр. 39
– И Эрик не простит себе, если пропустит, – вздохнул Аарон, сопя в ореховую банку и пытаясь надышаться парами. – Ох и зелье он заварил…
– Зачем он сделал со мной такое? «Иммора», Ублиум… Стыдные «игры» на коврах и в креслах… За что? – мычала я, сжимая челюсть до соленого привкуса. – Это жестоко. Не по-человечески.
– Все совершают ошибки. Делают глупости, – сумрачно выдал птиц. – Особенно те, кто уверен, что за три сотни лет видел всякое, все познал и уж точно не попадется в ловушку эмоций… Страх потери отключает разум, маленькая леди. Уязвимость заставляет защищаться от боли.
Я с удивлением покосилась на мрачного философа, уже нетвердо стоявшего на лапах. Пернатого штормило, заваливало на поворотах, пока он прохаживался по бревну взад-вперед.
«Уязвимость заставляет защищаться от боли…»
Я была уязвима тоже. Я вверила Эрику себя – всю, до последней мурашки. Леди Вероника Честер целиком – от трясущихся длинных пальцев до дрожащей губы, от подмерзших колен до пунцовых щек – принадлежала вампиру. Открытая, обнаженная, оголенная до последнего нерва.
А он – предал. Убил. Сначала отца, а потом мою волю. Воспользовался слабостью, уязвимостью, робким доверием… Папина кровь еще не обсохла на его зубах, а Эрик уже целовал меня. И заставлял целовать и любить в ответ, позабыв о горе, об утрате. О трауре, который всякой дочери положен сроком не менее месяца, а то и полугода.
Я творила немыслимые, стыдные вещи. Ублажала трехсотлетнего монстра так, как ему желалось. Наряжалась, раздевалась…
Пока моя семья провожала отца в последний путь. Пока матушка отсылала молитвы Судьбе-богине, проливая слезы у фамильного склепа. Пока братья требовали у магтрибунала найти виновника в смерти графа. Он не дал мне даже проститься!
В миг похищения вампир думал лишь о себе и был согласен расплачиваться после. Так откуда чувство, что расплачиваюсь по счетам до сих пор я?
– Эрик всегда остерегался повторить пример приятеля. Спятить из-за женщины, ошибиться, привязаться… И упустить все, – Арри кивнул на хрустальный купол закрытой оранжереи.
Отсюда был виден только стеклянный шпиль, но я не раз наблюдала красивое строение из окна. И, кажется, разок во сне.
– Что там? – прохрипела, растирая грудь.
Ребра сдавливало подступающими рыданиями, тело встряхивало. Я пыталась отогнать истерику. Проговорить боль, отвлечься. Мне нельзя волноваться… но как же хочется!
– Редкие виды растений, выводок эльфийских лотт и один белобрысый ублюдок в прозрачном гробу. Тоже в своем роде редкостный, – профыркал птиц. – Бессмертный Блэр, заточенный в капкан из смертной плоти.
– Судьба-богиня… Зачем его тут хранят?!
Очень сомнительное «сокровище».
Я встала и внимательнее всмотрелась в оранжерею, окруженную плотной сеточкой охранных чар. Могла бы и раньше догадаться, что никто не станет воздвигать неприступную стену ради нескольких цветочков.
– Тут надежнее всего. Ни к чему вдовушке с сыночком знать, где папаша хранится. От греха. Сами печать не снимут, но проблем добавят.
– Я должна была выйти замуж за «сыночка», – поведала ламбикуру.
– Знаю. Эрик рассказывал. Это его сильно припекало, – хохотнул недобро. – Сосватана за дитя Блэра, а носишь птенца от его бывшего друга… До чего Судьба прозорлива.
Грудь взрывало раздражением всякий раз, когда взгляд касался хрустального купола. Будто Августус Блэр повинен во всех бедах Вероники Честер.