Осколки разбитых иллюзий - стр. 62
Вот мы с Адэмом осыпаем друг друга оскорблениями. Затем слышим глухой удар. Я вижу отца, безжизненно лежащего на земле. Ужас и страх сковывают меня. Я старалась разбудить его, заставить открыть глаза, но с каждой прошедшей минутой меня охватывает отчаяние и обречённость. Всё вокруг вмиг переворачивается с ног на голову. Меня уводят в дом. Испуганные и растерянные лица гостей и Меллисы сменяют друг друга. Они что-то мне говорят, пытаются утешить. Истошный крик и плачь матери доносился до моих ушей. Я выбегаю на улицу и слышу, как врач неотложной помощи, наклонившись над отцом, говорит:
— Его уже не спасти — остановка сердца.
Он констатирует физическую смерть отца. В этот миг наступает и моя смерть — душевная. Все органы внутри превращаются в прах.
— Не-е-ет! — оглушительный вопль вырывается из груди.
Я бегу обратно к отцу, падаю на колени и стараюсь поднять его.
— Нет, нет, нет! — кричу, согнувшись от тяжести тела отца, не могу удержать его. — Неправда! Папа, вставай. Вставай!
Чувствую, как меня приподнимают, оттаскивают от него.
— Камилла, — говорит Адэма в самое ухо, — Камилла, его больше нет. Он умер.
— Не смей. Не смей такое говорить, — я отталкиваю его от себя, стучу руками по его груди. — Как ты можешь? Как ты можешь такое говорить, Адэм?!
Как он может произносить такое? Заглядываю ему в глаза, задыхаясь от ненависти. Он смотрит на меня, и я вижу слёзы на его глазах. Лицо Адэма перекошено от скорби.
— Мне жаль, — произносит он.
— Мой отец не умер! — кричу ему в лицо, замахиваясь, ударяю по щеке ладонью.
— Мура-а-аз! — крик матери прорывался в сознании сквозь окружающий шум. — Мой Мураз умер…
Я резко разворачиваюсь, решив вернуться к отцу. Он не может умереть! Все просто сошли с ума! Но мне не удаётся ступить и шагу. Адэм, разворачивает меня за плечи, стискивает в объятьях до хруста в костях.
— Его больше нет, — шепчет он мне.
Мой разум туманится, воздух покидает лёгкие. «Меня тоже больше нет», — последнее, что мелькает в голове перед тем, как я оседаю у него на руках.
***
Шаги и шуршание за спиной проникают в моё подсознание и выдергивают из сна. Я открываю глаза и моментально жалею об этом. Яркий дневной свет больно бьёт по ним. Понимаю, что нахожусь на кладбище уже достаточно долго, и заставляю себя встать. Затёкшие мышцы причиняют боль и дискомфорт.
Затылок покалывает, ощущаю, что позади меня кто-то стоит и смотрит на меня. Я оборачиваюсь и с трудом удерживаюсь на ногах, чтобы не грохнуться вниз. Наши взгляды встречаются. Я, не мигая, смотрю на мужчину в чёрном расстёгнутом пальто с гвоздиками в руках. Значит, это он. Двадцатого числа каждого месяца, в день, когда не стало отца, я находила на его могиле десять алых гвоздик. Я не знала, кто их приносит и когда. И решила, что кто-то из братьев позаботился об этом, заплатив кому-то из местных.
От растерянности ныряю в себя и пытаюсь понять, что же я чувствую, увидев его вновь? Увы, в голове нет ни одной мысли. Пустота. Будто и сердце не бьётся, не качает кровь. Мой соучастник, человек, который виновен в смерти отца так же, как и я, тоже не говорит ни слова. Он проходит вперёд, кладет цветы на мраморный гранит, смотрит на памятник. Я чувствую, как в груди, наконец-то, начинает биться сердце. И оно пропускает удар. «Адэм», — констатирует мозг, словно узнаёт его только сейчас.