Осколки истины - стр. 7

***

18 апреля 1920.

Лев Георгиевич.

Ну конечно, никто ничего не слышал! Ну конечно, никто ничего не видел. В доме три этажа меблированных комнат, в которых обитают десять человек с атрофировавшимися ушами и неизлечимой болезнью глаз! И никто не соврал. В коим-то веке, свидетели все как на подбор чисты, невинны (в отношении убитой девушки, глубже Лев Георгиевич рыть опасался). И рады бы помочь, но нечем.

Как так?!

Можно было предположить, что жертва уже не сопротивлялась, допустим её оглушили и убивали в бессознательном состоянии. Но количество крови говорит о том, что резали наживую! Тут хочешь не хочешь придёшь в себя и оперным сопрано заголосишь!

Так почему, спрашивается, никто ничего не слышал? Почему хозяйка пошла проверять какой-то стук, а не истошные вопли?!

И как девушка попала в дом, если её никто не видел?! Кто отпер дверь, если ключи как были у хозяйки, так и остались?

Лев Георгиевич отправил напарника проверять пропавших благородных девиц, а сам поехал в магазин Фридриха Маберже. По воскресеньям потомки великого мастера не работали. Конечно, они же не простые работники сыскного ведомства, вкушают небось сейчас яства заморские и вина благородные. Лев Георгиевич сглотнул скупую мужскую слюну.

Слава Батюшке Царю, мелкая девчонка за прилавком вспомнила, что зеркало купила какая-то Мария Павловна Белозерская, по описанию отлично подходящая на роль трупа.

Сама продавщица была очень молода, лет восемнадцать или девятнадцать. С наивными глазищами и пухлыми губами, которые прикусывала, рассматривая вещественное доказательство.

И не запомнил бы её Лев Георгиевич, научившийся таких девиц стороной обходить, да соврала она ему.

Сказала “вспомнила”, а сама соврала. И вот ведь в чем загвоздка: где тут врать можно было, когда одно слово пролепетала? А побледнела, будто сама эту Белозерскую освежевала.

А что?

А вдруг?

Да нет…

Лев Георгиевич всмотрелся в продавщицу ювелирной лавки внимательнее: тёмные волосы убраны в тугой узел, никаких украшений, платье закрытое, ворот до ушей застёгнут. А зеркальце хватает без перчаток. Не хорошо.

– Вы б руками не трогали вещественное доказательство. О дактилоскопии слышали?

– Что? – испуганно всполошилась девица, выронила зеркало, и щеки её зацвели красными пятнами.

Ох, нашёл время Лев Георгиевич свою профессиональность демонстрировать. Следователь аккуратно изъял серебряное зеркальце и спрятал в карман.

Данные о покупки опять-таки мало чего дали, но больше ничего продавщица не знала.

И всё-таки, где она могла соврать?

Сказала неверное имя?

И Лев Георгиевич помчался в городской особняк Белосельских.

Ну как особняк? Дворец.

Двухэтажное розовое отвратительное здание стояло на углу Невского и набережной Фонтанки, пялило ставни в реку и разевало пасть парадного входа на проезжающие мимо повозки.

“Не стали бы они молчать о пропаже!” – мелькнула мысль в голове Льва Георгиевича. И он чуть было не развернул извозчика. Вдруг девчонка из ювелирной лавки уже сбежала или второй труп во дворе закапывает? Маловероятно, конечно, но кто знает, что у этих молодых девиц на уме. У одних – свадьба, у других – революция, у третьих – свежевание с летальным исходом. У каждого свое увлечение.

Но всё же постучал в резные деревянные двери и заставил лакея доложить о визите.