Осколки истины - стр. 16

и, считала меня настоящим мужчиной, а того – мужеложцем! – последнее слово сказано свистящим полушепотом и выпячиваем глаз и многозначительным подмигиванием. – Я бы вот сразу как узнал о таком, убил бы! Не богоугодное это дело!

Было в этих словах много горечи и желчи. Лев Георгиевич поморщился. Во рту расцвел вкус стухшей селедки и раскушенного перца. Собеседник старательно выворачивал истину. Или первого мужа не было, или не был он принцем, а может не убил бы или, наоборот, дело ЭТО богоугодное. Врал Грейг. И слова его о скорби и любви тоже были неправдой.

Но не мог же жених сам убить невесту, ради того, чтобы избежать свадьбы?!

Или мог?

Люди иногда такие сволочи. Они, к сожалению, врут почти постоянно. О возрасте, предпочтениях, о целях, планах. Один даже о погоде умудрился соврать. И зачем, спрашивается?! Когда эта ложь ни на что кроме вкусовых раздражителей в голове следователя не влияла? Приукрасить речь свою хотел. Всего-то. А между тем, даже самая малая неправда для Юрьевского отчетливо воняла. Отделять действительно важные сведения от глупостей вроде “мне двадцать пять лет” (на самом деле сорок), было невероятно энергозатратно.

И частенько Лев Георгиевич злился на себя и на свою магию за такую бесполезность и скупость. Словно пирогами пахнет, а не откусить. Вот он дым от пожара, но дом уже дотлевает.

Так и в этот раз: ложь была среди слов допрашиваемого, но вытащить её будет ой как тяжело.

Юрьевский попросил у лакея стакан воды и приступил к выяснению точек обмана:

– Куда вы ушли после бала?

– По делам особенной важности, – новое облако дыма со вкусом новозеландского табака и надменное неуважение. Прямо Грейг отвечать не собирался.

– Мария Белозерская получила записку с указанием вашего места нахождения и помчалась проверять, – Лев Георгиевич сделал паузу, наблюдая за реакцией жениха. Он уже выяснил, что послание написал тот же паренёк, что и передал его. Но вот лица человека, который диктовал,мальчик не видел. Даже голоса не помнил. И он точно не врал.

Грейг сглотнул:

– Это не имеет отношения к гибели девушки.

– Это решать мне.

– Вы не можете ничего решать! Вы простой жандарм полицейского управления! – Грейг усмехнулся и надменно пригубил из своего стакана.

Лев Георгиевич поднялся, подошёл к допрашиваемому и первым молниеносным движением выбил из его рук сигару. Вторым – вытащил из кресла и уложил высокоблагородной мордой в персидский ковер:

– Семь суток в застенках Крестов и станешь разговорчивее соловья, – прошипел в ухо Грейгу, с наслаждением надавливая на ухоженное и немного пьяное лицо.

– Да она б никогда не узнала! Один раз всего-то! Просто короткая ночь перед свадьбой! Все ж так делают! – проскулил усатый.

Следователь сплюнул вкус селёдки рядом с носом врущего. Но вонь была небольшая, значит и сам говоривший верил в свою же ложь.

– Видел Марию после бала?

– Нет! Клянусь! – ни щепотки перца.

– Убил закрытыми глазами?

– И пальцем не тронул!

Лев Георгиевич облизал губы. Сергей Грейг не врал. Не трогал. Не видел. Можно вычеркнуть его из списка подозреваемых.

– Что-то ещё о вашей невесте я должен знать?

– Она посещала собрание революционеров!

– Белозерская?! Зачем это ей?

– Дурью маялась. Интересно… Любовник у неё там…

И тут вернулся лакей со стаканом воды. Кашлянул и приставил к горлу Льва Георгиевича холодное лезвие десертного ножа.