Осиновая корона - стр. 122
Сила переполняла Уну; она сжала зубы и направила её в зеркало – так, чтобы пучок молний разгорелся ярче. Мать смотрела на неё, не моргая и жалко скривив рот; по напудренным щекам текли слёзы.
– Уна… О боги… Чего ты хочешь? Ты знаешь всё… То письмо…
– Нет, не письмо. И не наместник Велдакир. И не Риарт. Правда, мама – Та Самая. Мой Дар. Наше прошлое. – (Спроси прямо – змеиным жаром в виски). – Кто мой отец? Дарет Тоури?
У леди Моры подкосились колени. Она обняла осину, чтобы не упасть; роскошно струящаяся ткань плаща окутала серую, невзрачную кору.
На куст ежевики уселась сова. Повернула голову; жёлтые глаза-блюдца с немым вопросом впились в человеческую женщину. Ох уж эти люди – любой пустяк причиняет им боль…
Ответ Уна не услышала, а прочла по губам.
– Его брат. Альен.
ГЛАВА XIV
Альсунг, наместничество Ти’арг. Город Веентон
– Посмотри-ка, Шун-Ди-Го, что я нашёл в лавке этого толстяка… Как там его? Похож на шмеля из племени Двуликих-насекомых.
Шун-Ди вздохнул. По тону Лиса можно было сделать однозначный вывод: все на свете оборотни-насекомые заслуживают глубочайшего, чуть насмешливого презрения. Как, впрочем, и все толстые лавочники.
Лис только что вынырнул из ближайшего переулка (он любил появляться вот так – будто вырастая из-под земли), небрежно помахал Шун-Ди и двинулся к нему вдоль торговых рядов. Это было, по меньшей мере, необычно: мало что могло заманить Лиса на рынок, да и вообще – заставить озаботиться чем-то хозяйственным. Разве что особенно аппетитное мясо или колбасы, которыми славится Ти’арг, – с жирным сыром или летними пряными травами. Этой страсти Лиса Шун-Ди не разделял, страдая изжогой от грубой северной кухни; но он был, увы, в меньшинстве.
Ибо Иней обожал мясо не меньше Лиса; а иногда – как с благоговейным ужасом замечал Шун-Ди – даже больше. Комочки его мышц под серебристой чешуёй день ото дня росли и плотнели, крылья становились мощнее, на шее и макушке чётко обозначились изящные, острые гребни панциря. А ведь и единственной луны не прожил на свете… Маленькому юркому телу требовались еда и простор – слишком много еды и простора, больше, чем они могли себе позволить. Тесные, пыльные комнатки гостиниц и постоялых дворов запросам дракона явно не соответствовали.
Да и Шун-Ди в качестве опекуна, пожалуй, был далёк от совершенства. Иногда он думал, что его старик-воспитатель подошёл бы лучше. Да что там – даже практичный Ниль-Шайх или Сар-Ту, который привык возиться с животными… В те нечастые минуты, когда восторг от хмельного, острого запаха приключений и опасности сменялся размышлениями, Шун-Ди спрашивал себя, на своём ли он всё-таки месте? Он перебирал чётки в молитве Прародителю, но удавалось повторять про себя лишь: я еду неведомо куда в обществе дракона и оборотня. Я, Шун-Ди-Го, аптекарь с кровью раба.
Тогда на него накатывали тоска и растерянность. От них не спасали ни новые песни Лиса, ни скачка верхом по торговому тракту с кожаным рюкзаком за спиной. (Рюкзак Шун-Ди купил в Хаэдране, проколол в нём три крупных дыры – и теперь всегда перевозил Инея в удобном укрытии, где тот мог дышать; день ото дня дракончик тяжелел и всё больше оттягивал спину). Не спасала и греющая сердце, благодарная память о Сар-Ту – о головорезе, который мог выгодно продать их жизни, но не воспользовался этой возможностью. Такой поступок не просто дорогого стоил: в Минши его смело можно было счесть подвигом.