Осиновая корона - стр. 119
Довольно долго никто ни с кем не разговаривал. Индрис и мастер Нитлот чуть отстали, так что уже на полпути к усыпальнице вдруг оказалось, что Уна и леди Мора идут рядом. Через плечо Уна бросила на Индрис злобный взгляд, но та так увлечённо шепталась о чём-то с волшебником, что не соизволила хотя бы прикинуться виноватой.
– Мокрая трава, – процедила мать, приподнимая подол. – Платье испорчено.
Уна не знала, что ответить, и сочувственно вздохнула.
Они уже почти добрались: за очередным невысоким холмом показались светло-серые стены и сводчатая крыша усыпальницы Тоури. На дверях висел медный замок (ключ теперь хранится у матери), а у ступеней входа врастал в землю замшелый валун с высеченным фамильным гербом. Уне говорили, что когда-то валун был статуей богини Дарекры – очень древней, – но время так исказило её, что от черт старой ткачихи в итоге совершенно ничего не осталось. Бесформенный валун – и странный круг из плоских отшлифованных камней на земле неподалёку от него. Уна думала, что раньше здесь располагался жертвенник Дарекры (по крайней мере, это было бы логично – в те века, когда в честь четвёрки богов ти’аргцы, подобно альсунгцам и кочевникам Шайальдэ, ещё не гнушались резать петухов и козлят), но вот тётя Алисия считала иначе. «Боуги собирались здесь в лунные ночи, чтобы плясать и пить дикий мёд!» – твердила она Уне в детстве, и её тёмно-голубые глаза восторженно сияли. Уна уже тогда сомневалась в существовании боуги – по крайней мере, в том, что они когда-то жили в этой части Обетованного, – но предпочитала не спорить.
Все сказки о боуги, оборотнях и кентаврах (и о драконах, конечно – в первую очередь) хлынули ей в память сейчас, когда она увидела, как к выступающему фундаменту усыпальницы сползаются разросшиеся кусты, а у самой тропы дремлет резной папоротник. В рощице за холмом были всего-навсего вездесущие осины и несколько чахлых вязов – ничего интересного; Уна давным-давно не забредала туда, даже во время своих одиноких прогулок. Вот только этой ночью казалось, что вокруг заурядного места клубится магия… У Уны сдавило виски, и она нервно стиснула зеркало свободной от лампы и сумки рукой. Может, всё дело по-прежнему в присутствии мастера Нитлота?
Нет. Хватит себя обманывать. Дело – в ней самой.
Всегда в ней самой.
Стараясь не смотреть на усыпальницу, Уна вступила в заросли осин и подняла лампу повыше. Круглые листья чуть колыхались, несмотря на безветрие – как всегда. Мать недовольно сопела, вслед за ней пробираясь по траве и перешагивая через корни.
Уна мрачно подумала, что Индрис сильно пожалеет, если в рощице на самом деле не окажется ежевики.
Свет месяца и звёзд сюда почти не проникал – так густо росли деревья. Уна побрела вдоль кустов, поднося лампу то к одному, то к другому в надежде высмотреть листья нужной формы и тёмно-фиолетовые пузырчатые ягоды. Цвета, как у любимого платья матери… Мастер Нитлот и Индрис совещались вполголоса где-то совсем далеко – наверное, только вошли в рощу. Казалось, что от напряжения между нею и матерью воздух скоро затрещит и заискрится; Уна с тоской вздохнула и прикрыла зеркало плащом.
– Ты действительно нуждаешься в этом, Уна?
Она вздрогнула: не верилось, что мать заговорила первой. Очередной куст без единой ягоды; и где бахвальски обещанное Индрис