Осиновая корона - стр. 11
Теперь сердце уже не так колотится, и я начинаю вспоминать. Я немного слышала о битве за Хаэдран и о монстре, который сокрушил город, – правда, только от заезжих менестрелей и дяди Горо, потому что книг об этом не пишут и в разговорах стараются не затрагивать. Дядя рассказывал, что это было первое крупное сражение Великой войны – очень давно, ещё до моего рождения.
Сон с корнями тоже, кажется, можно объяснить. Длинная баллада «О битве за Энтор». Я помню, как тот флейтист, которого выгнал дедушка, пел её за нашим столом; он сказал, что не сочинил, а лишь перевёл слова, сложенные дорелийскими менестрелями. В Дорелии утверждают, что отстоять столицу им помогли сами духи, бессмертные хранители ветра, земли и деревьев.
Я всегда думала, что это просто красивая легенда. Она ведь была бы удобна не только дорелийцам, но и нам: проиграть древнему колдовству, наверное, не так стыдно, как обычным людям с мечами и копьями.
Теперь я уже в этом сомневаюсь. Всё было так ясно и чётко – эта кровь, и стрелы, и стебли с меня толщиной… Ох.
По-моему, там сражались даже гномы. По крайней мере, так я их представляла по историям тёти Алисии, и так их рисуют в книгах. Приземистые и кривоногие, с топорами и молотами, у всех бороды, а на доспехах – драгоценные камни… Теперь я, наверное, не скоро решусь надеть тот кулон от дяди.
Могло ли хватить одной давней песни, чтобы вызвать этот кошмар? Не знаю.
В любом случае – остальные сны для меня по-прежнему загадочны. Я не слышала и не читала ни о чём подобном. И, уж тем более, не видела.
Няня Вилла пришла – стучится, чтобы помочь мне одеться. Допишу вечером, если додумаюсь до чего-нибудь ещё.
Запись пятьдесят четвёртая
Пишу вечером того же дня. Я безумно устала: виски ноют, а веки слипаются, будто я совсем не спала. Но записать это нужно.
За ужином я почти не могла есть и в итоге призналась, что плохо себя чувствую. «Ты скверно выглядишь, Уна, – сказала мама и велела принести мне чаю с мятой. Ненавижу мяту, но пришлось выпить, чтобы не расстраивать её. – У тебя нет жара?»
Я сказала: конечно, нет. Я мечтала, чтобы мама скорее отпустила меня наверх. В трапезном зале было тепло и уютно из-за очага, но охотничьи трофеи на стенах и доспехи сегодня почему-то пугали меня. Никогда не замечала, как зловеще отблески огня дрожат на шлемах и нагрудниках лордов-предков… Даже в наших знамёнах с осиновыми прутьями, по-моему, есть что-то угрожающее.
Может, я схожу с ума?
«Это профессор Белми так утомил тебя? – (Мама укоризненно посмотрела на профессора, и тот замотал головой. Испугался, должно быть). – Нет? Тогда ты всё-таки пересидела в библиотеке. Кажется, пора мне запереть её на ключ».
«Ты смотри, как она запаниковала! – рассмеялся дядя Горо. – Глаза сразу в пол-лица… Ты не влюбилась ли часом, Уна? Не знаю, правда, в кого влюбляться в нашей глуши. Разве что в лорда Ровейна с портрета».
Портрет лорда Ровейна висит в северной башне, недалеко от покоев отца. Ровейн был незаконным сыном Робера – первого в нашем роду, того, кто отвоевал Кинбралан у более древних владетелей. По легенде, матерью Ровейна была колдунья с Волчьей Пустоши. Он убил отца и всех сводных братьев, чтобы стать лордом Тоури. Ещё в хрониках Кинбралана сказано, что в подземелье замка Ровейн держал собственного дракона…