Ошибочка вышла - стр. 31
— Н-нет… — я помотала головой, припоминая, что с того момента в туалете не помнила, чтобы снова видела кровь.
— Ну может и маленький. А может и нет там ничего. Не знаю. Будем смотреть. Если ложишься — подписывай.
***
Спустя час из меня выкачали, кажется, литр крови на всё подряд. Обругали, что на пятой ампуле мне поплохело и уложили на кушетку в процедурной.
Я лежала одна, над головой скрипела лампа, за окном ночь, и почему-то в больницах за окнами всегда особенно чёрное небо. Страшно. И поэтично немного.
— Ну зачем я тебе? — спросила я у детёныша, чувствуя, как слёзы стекают по вискам и теряются в волосах. — Почему ты меня выбрал?.. Неужели ты не понимаешь, что я сама ещё ребёнок, ну какая я тебе мать… Тебе нужен кто-то любящий. Взрослый. Умный. Тот, кто знает, что такое заботиться о другом. А не я. Ты ошибся, ясно тебе? Не я тебе нужна, глупый…
Почему то разговаривая с ним впервые, я стала думать, что он там. Что он настоящий и просто не показался злым тёткам узисткам. Водит всех за нос. Я дышала больничным густым воздухом, удушливым, как гарь, и казалось, что никто меня тут не понимает. И это глупое существо никто не понимает.
А всё зависит от него. Потому что тест, который мне зачем-то вручила медсестра, упорно показывал две полоски. Потому что кровотечение так и не началось. Потому что его не нашли в трубах, нигде не нашли, и я не знала, что это значит, но почему-то была уверена, что ставлю на детёныша, который, как Ди Каприо в “Поймай меня, если сможешь” боролся за свою шкуру.
— Всё зависит от тебя, детёныш… Знаешь что? — я вытерла слёзы с лица. — Ну ты и упрямец! Что ты прицепился? — а щёки снова мокрые, и таких крупных слезинок я никогда не ощущала, таких горячих и горьких. — Ты, детёныш, совершенно недальновидный… дурной пример заразителен. Ты ещё пожалеешь, что меня выбрал… Потому что папы не будет, и бабок. Я тебе не куплю новый телефон, не оплачу кружки. Я вообще не знаю, что с тобой делать. Устроит? Ю а велком.
Перевернула на бок, обхватила себя обеими руками и стала глубоко и медленно дышать.
У меня ничего не болело. Ничего меня не тревожило. Ощущение потери, что терзало в номере, где сидела с Ниной, прошло.
Почему-то стало лучше и легче, будто с души свалился камень, хоть это и нельзя было объяснить никакой логикой.
— Так, Обломова? — позвала медсестра, которая меня тут укладывала “полежать”. — В палату можешь идти, если в себя пришла. И к тебе пришли, не знаю уж кто пустил, — медсестра обернулась и смерила визитёра взглядом. — Ну вот он дойти и поможет. Всё. Утром жди врача.
Он?..