Осень в Калифорнии - стр. 10
Идя домой, Селим не сразу избавился от овладевшего им чувства раздражения: «И откуда только Геныч берет все эти свои сведения? Хотя тоже мне – сведения, всего-навсего сплетни».
За прошедшие полгода мальчик вытянулся и повзрослел. Над верхней губой у него прорезались усики, да и голос, правда, далекий от желанного баритона, почти перестал давать петуха. А недавно Селим Дворкин завел себе девочку.
Люся Трошкина, худенькая нимфеточка с большими серыми глазами, хотя и не отвечала мировым стандартам красоты, пользовалась у мальчишек 9-го «Б» успехом. До весенних каникул, она была «девахой» наглого красавчика с польскими кровями, хулигана и заводилы Эдика Богуцкого, и, когда тот собирал свою кодлу, Люся, с нарочито безразличным лицом, обычно стояла в стороне и смотрела непонятно куда. Все в классе знали о том, с кем водится Люська, и поэтому, у Селима екнуло сердце, когда пару недель назад, девочка подошла к нему и предложила проводить ее после уроков.
Какое-то время они шли молча. Она на шпильках (весна все-таки, снег тает) старательно обходила лужи, он – в черных видавших виды ботинках шагал прямо по колкой воде, стараясь не брызгаться, но все равно мутные струйки выскакивали во все стороны из-под его подошв, и казалось, что он это делает нарочно.
– А Мирра не рассердится, что ты пошел меня провожать? – вдруг спросила Люся и посмотрела на Селима как-то чуть сбоку, не то чтобы вызывающе, но с подначкой.
Вопрос застал Селима врасплох, он покраснел и, прошлепав по очередной луже, пренебрежительно пробасил:
– А чего ей сердиться, мы с ней просто дружим, книжки обсуждаем, кино. Недавно дал ей почитать «Триумфальную арку». Ты, кстати, читала? Гениальный роман. Ты, например, знала, что…
Оседлав любимого конька, Селим успокоился и поскакал по проторенной дорожке. Девочка вполне могла задать вопрос этому любителю искусства: «А мы с тобой что, будем не просто дружить?» Но – не задала.
Селим, согласившись проводить Люсю, поначалу страшно перетрусил, причем боялся он не Эдика – о возможном гневе бывшего Люсиного дружка он даже не подумал, он опасался, что у него опять не возникнет ожидаемого «телесного волнения» – учащенного сердцебиения, слабины в коленках, не пересохнет во рту, без чего настоящей влюбленности не бывает. В том, что он влюблен в Люсю, Селим не сомневался, а что до упорно не появляющихся симптомов влюбленности – они, вероятно, были им почерпнуты из прочитанных книг.
Как бы то ни было, их новая дружба не ограничилась одними провожаниями. Люся незаметно, но по-деловому взяла дело в свои руки. Они теперь не только сидели за одной партой, Селим успел побывать у Люси дома. Тяжелая мебель (и пища), хрусталь и китайский ковер на стене, обретавшиеся в добротной, жарко натопленной квартире капитана внутренних войск Петра Ивановича Трошкина, произвели на него несколько удручающее впечатление, но на взаимоотношения с Люсей не повлияли, скорее, напротив – в каком-то смысле укрепили их и по-своему узаконили.
Как-то раз Люся, задумчиво растягивая слова, неожиданно сказала:
– А я твою маму и сестру один раз зимой в Центральном универмаге видела. У твоей мамы очень красивая шуба… такой мех…
Селим, обычно чутко реагирующий на пошлость, промолчал и, пожав по привычке плечами, безразлично произнес: