Осень на Луне - стр. 3
Вот бывало, нырнешь в глубину, терпишь, борешься, чтобы дно достать, а потом оттолкнешься и – выныриваешь стремительно. Я все надеялся предел почувствовать, чтобы оттолкнуться, но, видимо, если бесконечность над нами, то и бездна внизу.
Скоро рассвет, еще чуть, и Луна закатится, мой Лунный Заяц сначала завалился на спину, а теперь и вовсе – на уши встал, кувшин пуст, разговор окончен…
Лунные разговоры. На Луне у меня, кроме Зайца, обитает Иван Скорпионов – великий коллекционер средств и способов самоубийства. Там же, уже давно ничего не делает, и ни на что не может решиться – Данет Яснетов (Да-нет, ясности нет)…
Заходите, залетайте, вина у нас море, пьем кувшинами, и есть о чем поговорить!
Осень на Луне продолжается…
(Лунный Заяц, скучая по драконам, с таким чувством и так много о них рассказывал, что я тоже расчувствовался, и стал вспоминать собаку.)
Собака
Первый раз в жизни, и уже год, как я живу без собаки…
И моя левая рука проваливается в пустоту…
Вообще-то слово «собака» тюркского происхождения, но слышится, что от слова – «с боку», – со мной с боку идет моя собака.
С двухнедельного возраста и до пяти лет со мной неразлучно и неотлучно была собака – Альма, очень старая и умная восточносибирская лайка. На охоту она уже не ходила, а жить ей позволялось в комнатах, в дедушкином кабинете: других собак дальше кухни не пускали. А мне позволялось засыпать с ней в обнимку на ее подстилке. Так тепло и приятно было уткнуться в эту чуть колючую, волчью, зонарносерого окраса, густую шерсть…
Я даже не знал, что Альма – собака, все время с ней разговаривал, помню, обижался на нее, когда мы играли в прятки, потому что она меня сразу находила, а я ее долго не мог найти: «Альма, ну где ты, я больше не играю». И каждый раз, засыпая, я просил ее рассказать мне сказку, и до сих пор помню все ее сказки, и до сих пор в глубине души не верю, что собака не говорила со мной.
Собака со мной говорила, а последний раз – совсем даже недавно…
Была ночь, я возвращался от друзей, после долгих философских бесед, и был изрядно пьян, шел и напряженно думал о самом главном.
И, вдруг, – милиция…
Я рванулся и побежал, потому что пьяных они забирают, так как ничего не понимают в философии. В общем, я побежал, а они – молодые и трезвые – за мной. И не одного подходящего дерева, на которое я мог бы залезть и спастись, ведь по деревьям я и пьяный лучше всех лазаю. Думал, уж все! – поймают, но тут вдруг, увидел открытый люк, – если не вверх, то вниз…
Вот я и кинулся туда, в кромешную тьму, стараясь двигаться как можно быстрей, а то вдруг – погонятся следом…
Но милицейские, видимо, постояв наверху в крайнем изумлении, удалились вылавливать для «галочки» другого – нормального, нормально пьяного мужика.
Шел дождь, бурлили грязные потоки, я постоянно бился головой в бетонные стены, плутая в подземных коммуникациях, и не было нигде не малейшего просвета.
Только часа через два забрезжил вверху слабый свет, и я, поднявшись по лестнице колодца, последним усилием, упираясь головой, сдвинул чугунную крышку. И выполз в ночь, в дождь, неизвестно где, а в уме была, только одна мысль, – я шептал и думал: «Собака, собака, собака…»