Оранжевая смута - стр. 75

– Это неплохая идея, но она нуждается в серьезной доработке, – небрежно произнес Пердушенко, наградив улыбкой свою собеседницу. – Ты, Юля, иногда высказываешь трезвые мысли, но голова у тебя, как у курицы, не обижайся, конечно. Я это говорю к тому, чтобы ты не лелеяла мысль стать премьер-министром, эта должность принадлежит мне, и я никому ее не отдам.

– Тебе мало заводов, фабрик, телеканалов, нефти, мастерских по всему Киеву?

– У меня дети.

– Да если бы у тебя было двадцать детей, и то они обеспечены до четвертого колена в будущем. Ты нахапал будь здоров. Еще неизвестно, кто из вас богаче, ты или Вопиющенко, наш будущий президент.

– Юля, не воняй, а то ты знаешь, если я разойдусь, никто меня не остановит, даже я сам себя не могу остановить. Ты тоже не бедная, миллиарда два долларов у тебя в загашнике, не так ли? А пока оставь меня, ты на меня дурно влияешь.

– Хи-хи, я пошла.

Прошло всего каких-то пять минут, как дверь открылась и в кабинет ввалился Курвамазин вместе с Дьяволивским.

Пердушенко нахмурился, и пока у него внутри все кипело, уткнулся в газету «Без цензуры». Они оба подошли к столу, но Петр Пирамидонович не поднимал головы.

– Петнасте, шешнасте, – шептал Дьяволивский, чтобы успокоиться. Он делал это всякий раз, когда волновался и даже когда очень радовался или злился. – Пся крев, я сегодня ни капли кофе во рту не имел, а уже четвертый час. Мы с Юрием Анатольевичем ешче утром споткались и усе рассуждали. Он мне доказывает, что вы нас не любите, в конце концов, не уважаете, а я доказываю ему, что все наоборот. Вы киваете головой, принимая наше приветствие, значит, у вас уважение такое же, как к нашему будущему президенту, пану Вопиющенко. Я хоть и состою в коалиции пани Юлии, но это не мешает мне иметь нежные чувства и к вам, пан Пердушенко. Вы играете основную роль среди оранжевых, так как финансируете их всех и нас с Курвамазиным тоже. И мы надеемся, что вы, пан Пердушенко, проявите к нам с Курвамазиным особые чувства и вознаградите нас за любовь к вам.

Пердушенко только открыл рот, как Курвамазин, отталкивая локтем Дьяволивского, начал:

– Здравствуйте, Петр Пирамидонович! – произнес Курвамазин, поглаживая бородку. – Позвольте занять сидячее положение в этих шикарных креслах из натуральной кожи. Знаете, мы оба так устали, мочи нет, я ночами не сплю, о родине нашей думаю и редко, конечно, о том, что вы недооцениваете нас, не поощряете наши старания.

– Садитесь! – рявкнул Пердушенко, показывая пальцем на кресла, но не поднимая головы. – Успокойтесь и… потерпите минутку, тут интересный материал. Я его передавал, но эта Диана вместо моей поставила фамилию Вопиющенко.

– Вы должны быть счастливы, я это могу повторить семнадцать раз, – сказал Дьяволивский.

– Молчи, дурак, – приказал Пердушенко, не глядя на Дьяволивского.

Дьяволивский недослышал этой фразы: он в это время мизинцем ковырял в правом ухе.

Курвамазин хотел что-то добавить, но только почесал затылок: он был куда интеллигентнее Дьяволивского. Кроме того, он имел ученое звание – доктор юридических наук, много лет работал адвокатом. Суммируя все это, можно просто объяснить, почему он, в отличие от Дьяволивского, не лез поперед батьки в пекло, как говорится. Он терпеливо ждал, как адвокат в суде, когда же ему предоставят слово.