Операция спасения - стр. 19
Вот она, страшная сторона любой войны! Дело не в том, что армия одной страны сражается с армией другой страны. Есть и побочная ужасная сторона этих событий – разрушенные города, погибшие гражданские люди, муки людей, оставшихся без крова и пищи, замерзающих, умирающих от голода и болезней. Война – это катастрофа в любой местности, где она проходит. Это похуже цунами, землетрясения, эпидемии. Это как будто все перечисленное случается одновременно, вместе. И некому защитить, потому что в разрушенной стране некому прийти на помощь населению, и оно выживает как может. Чаще не может.
Янош, открыв капот грузовика, копался в моторе неподалеку от своего дома возле разрушенной автомастерской, где ему удалось отремонтировать небольшое помещение, которое он использовал как склад для инструментов и запчастей. Машина была старая, и следить за ней не очень просто, но надо. Она неплохо кормит Яноша, да и знакомства с немецкими офицерами делали его жизнь безопаснее. Хотя кто их знает, этих спесивых гитлеровцев, как они себя поведут завтра, в другой ситуации? Но что хорошо понял Янош – никто из них не против подзаработать, поиметь какую-то выгоду да и просто угодить начальству, чтобы не попасть на фронт. Куда как безопаснее служить в охране лагеря.
– Привет, Янош, – сказал по-русски Романчук, подойдя к машине, встав рядом с шофером и так же, как и поляк, уперев руки в капот. – Что смотришь, я же знаю, что ты понимаешь по-русски. Ты восемь лет жил у нас в Советском Союзе, пока твои родители не вернулись в Польшу перед войной.
– Знаешь? – наконец ответил тоже по-русски поляк. – Понимаю. Тебе Якоб Баум рассказал.
– Конечно. Он же с тобой договаривался привезти тело для похорон, по нашей просьбе договаривался, а мы должны были узнать о тебе побольше, ведь рисковал не только ты, но и мы с тобой вместе. Так что мы пришли тебя поблагодарить. Перстень жены Баума – вещь ценная, но и простое слово «спасибо» тоже чего-то стоит.
Поляк пожал плечами и покрутил головой, пытаясь убедиться, что за ним и этим русским никто не наблюдает. Хотя нет, наблюдает. На углу он увидел второго русского, худощавого высокого молодого человека, который помогал выкапывать тело и прятать его под углем. Ясно, он наблюдает за тем, нет ли поблизости посторонних, особенно немцев. Серьезные ребята. Непонятно только, почему они не уходят на восток к своим, чего они ждут здесь, в Польше?
– Вам еще что-то нужно? – проявил Янош догадливость. – Вы русские офицеры, я понял. Вы старшие среди этих русских, которые оказались здесь, в Освенциме.
– Освенцим, – повторил Романчук польское название города. – Звучит хорошо, звонко, по-польски. Но только немцы его называют Аушвиц, а это напоминает звук плети или пинок сапога. Лагерь разрастается. Он захватил уже территорию двух предприятий, уже появились Аушвиц-1 и Аушвиц-2. Целый город вырос, город рабства, смерти. Город, в котором бесправные узники работают, умирают, многих специально присылают сюда для уничтожения. Из железнодорожного вагона сразу в газовую камеру. Всех слабых, всех стариков, инвалидов, всех, кто представляет опасность для рейха.
– Зачем ты мне это рассказываешь? – перебил капитана поляк. – Я часто бываю в лагере, я вожу туда уголь. Я все это вижу. Но мне нужно что-то есть и кормить семью. Армии нет, государства нет, и некому меня защитить. Поэтому я имею право выживать сам как могу. Разве не так?