Операция «Северные потоки» - стр. 10
– До суда. Нужен тебе, так пусть пока погуляет под статьей, затем можно и штрафом ограничиться, если ты свое любопытство удовлетворишь к тому времени.
– Красивая картинка вырисовывается, – хмыкнул Ермилов, передернув плечами. Не хотел бы он попасть в лапы к Богданычу в девяностые, когда тот со своими парнями не слишком-то церемонились с разгулявшимися бандитами.
– А ты все по югам катаешься? В прошлом году ведь ездил с Наташкой. Я вот лично торчу на работе как пришитый со всеми этими делами, – намекнул он на усиление, переросшее в казарменное положение для всех носивших погоны после начала СВО.
– Когда это я катался? – начал было Ермилов.
И тут словно раскаленный воздух ударил в лицо вместе с дисперсной пылью, разлетавшейся от верхушек волн, когда они на катере пограничников подкатили к скалам, на которых возвышался белый старинный маяк Тарханкута, помнивший еще российских царей и их императорскую яхту «Ливадия», потерпевшую крушение тут же, у скал, в 1883 году. Пока смотритель чистил лампу маяка от нагара, а на это требовалось всего минут пятнадцать, «Ливадия» села на мель между камней неподалеку от мыса Тарханкут, потеряв ориентиры, и погибла.
Действующий маяк был режимным объектом. Кого попало туда, разумеется, не пускали. А им с пятнадцатилетней Наташкой пограничники устроили экскурсию. Это тот редкий случай, когда Ермилов воспользовался служебным положением. Для полковника из центрального аппарата ФСБ, конечно, расстарались. А Наташка обожала маяки, подводное плавание – романтическая натура.
«В кого бы это?» – с недоумением спрашивал Ермилов у жены. Людмила деловая, опытная адвокатесса. Ее недюжинная хватка позволяла семье держаться не только на плаву, но и жить даже с привкусом легкого шика. Зарабатывала она раз в пять больше полковника. В ответ на этот вопрос он удостаивался насмешливого взгляда Люськи и встречного вопроса: «Действительно, в кого бы ей?»
Около мыса Наташка погружалась с аквалангом с погранкатера в компании с мичманом Юрой – боевым пловцом. Бедный Ермилов бегал по катеру вдоль борта, высматривая аквалангистов по цепочке пузырьков. Но его волновала не столько безопасность бесшабашной отчаянной Наташки, сколько то, что шоколадный от загара Юрий весьма привлекательный молодой парень, и Наташка может увлечься. Тяжело быть отцом юной дочери. Он никогда так не беспокоился по поводу двух старших сыновей-двойняшек, один из которых уже сделал Ермилова дедом. Но Наташка очень поздний ребенок…
«Вот откуда во сне у меня всплыли травящий клапан, уменьшающиеся в диаметре пузырьки воздуха, не позволяющие демаскировать пловца. Об этом ведь рассказывал Юра. Надо будет его привлечь для консультаций».
Как он мог забыть те солнечные дни, диковатый пляж в Оленевке, запах ржавчины от затонувшего сухогруза, море, кишащее медузами, то спокойное, то при ярком солнце агрессивное, каким бывает улыбающийся человек с холодными, злыми бирюзовыми глазами.
Начавшаяся война стерла, как шипящая волна, их с Наташкой следы на мокром песке. Отпечатки ее маленьких, еще почти детских пяточек и его медвежьи отпечатки. Выдуло стылым ветром с привкусом гари и пороха запомнившийся, кажется, навсегда запах сырого белого известняка внутри маяка, обеззвучило гулкие шаги его и Наташки по спиральной чугунной лестнице, забылось ощущение шероховатости стен под пальцами, проблески моря – ослепительно-голубого, переходящего в бирюзу и изумруд, видневшегося в окнах-бойницах, которые на нижнем ярусе проходили аж через двухметровую толщу стен. Наверху, в маячной комнате, современное оборудование, в том числе и мощнейшая радиостанция. В маяке находились бытовые и навигационные комнаты, масса оборудования…