Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности» - стр. 20
Лязгин доложил о прибытии, представился. Как только он назвал фамилию «Путилов», дворецкий переменился в лице и ухватил Андрея за рукав:
– Пойдёмте, давно ждём.
Дворецкий провёл их в дом; по широкой мраморной лестнице сопроводил на второй этаж и провёл в зал. Остановился перед пустой стеной.
– Вот.
Розыскники переглянулись. Стена голая – чего там смотреть? Лязгин обратился к дворецкому:
– Мил-человек, ты зачем нас сюда привёл? Окромя пустой стены мы ничего не видим.
– Так и я тоже, а ещё вчера здесь картина висела.
– Тьфу ты, так бы сразу и говорил.
Лязгин вздохнул облегчённо. Совсем князья сдурели – из-за картинок вызывают, отвлекая от важных дел.
– Картина-то дорогая. Князь её из-за моря привёз, огроменных деньжищ она стоит! Говорит, тысячу рублей золотом отдал.
Розыскники снова переглянулись. Тысяча рублей золотом – сумма огромная. За такие деньги улицу с домами в городе купить можно.
После Петра Великого, часто бывавшего в иноземных странах, на Руси многое переменилось. Мужи лица брить стали, парики носить и платья немецкого да голландского покроя. И мода у богатых появилась – картины известных живописцев заморских в домах иметь. Однако ни Андрей, ни Иван и предположить не могли, что картины стоят так дорого.
– Что на картине было?
– Тьфу, срамота одна. И чего только князь в ней нашёл? Бабы голые там, да не одни – с чертями рогатыми. Порядочному человеку смотреть срамно.
– Ежели срамота такая, чего же князь тысячу рублей золотом не пожалел?
Дворецкий пожал плечами и развёл руками.
– Как она называлась?
Дворецкий полез в карман, достал смятую бумажку и протянул Лязгину.
– Вот.
– Ну и читал бы сам свои каракули.
– Неграмотный я, – вздохнул дворецкий.
Лязгин стал читать вслух:
– Рубенс Питер Пауль.
В комнате на короткое время воцарилась недоумённая тишина. Потом Лязгин продолжил:
– Питер – это понятно. Сам Пётр Великий называл себя Питером. А Рубенс – это что?
– Ей-богу, не знаю, – ответил дворецкий.
Андрей тоже не знал.
Лязгин продолжил:
– Вакханалии. Ага, это понятно – блуд. Можно сказать и проще – пьянка с бабами и разврат.
– Во-во, именно, – поддакнул дворецкий.
– И кому такая срамота нужна? – скептически спросил Иван Трофимович.
– Князь после приезда сию картину гостям показывал часто, хвастал. Охочие тут же нашлись – небось на цену кинулись.
– Может быть. А какого размера картина была? – поинтересовался Андрей.
Дворецкий развёл руки:
– Во! – и в высоту: – Такая! И в раме – красивой, резной, позолоченной. – Помолчал немного и добавил: – Тяжёлая. Пока вешали на гвоздь, намучались.
– Тебя как звать-то?
– Пафнутием.
– Тогда объясни мне, Пафнутий, как картину такого большого размера, тяжеленную к тому же, могли из дома вынести, да ещё незаметно?
Дворецкий побагровел. Он отвечал за порядок в доме и целость вещей, за работу прислуги.
– Не могу сказать, для самого загадка.
– Когда картина пропала?
– Вечером была на месте – сам видел. А утром… – он горестно развёл руками.
– Гости вчера были?
– Нет, только челядь – князь с княжной на бал ездили.
– Пафнутий, ты покуда побудь в коридоре.
Дворецкий вышел.
– Ну, Андрей, чего думаешь?
– Даже не знаю, что и сказать.
– И я тако же. Конечно, среди дворянства могут оказаться любители картин, но сильно сомневаюсь, что кто-то из них на кражу ночью пойдёт.