Опасная связь - стр. 62
– Давай, на колени ко мне садись, пожрём.
– Поедим, – исправляю капризно.
– Выключай тепличную принцессу, Харитонова, – пытается завернуть меня в клетчатое одеяло, но я отбираю его и укутываю нас обоих. Сам-то одет не особо тепло. Вон шея вообще голая.
– А ты выражайся прилично, – в шутку делаю замечание. – И вообще, подожди, сперва положено продезинфицироваться!
Закатывает глаза, когда я достаю из рюкзака свой набор мизофоба [1]. Спиртовой спрей и салфетки.
– Теперь можно. Распаковывай, – командую, обработав наши руки.
– Какой в этом смысл?
– Он однозначно есть, моя мать тебе целую лекцию на эту тему прочитать может, – цепляю пальцами креветку. – Кстати, через час мне надо назад.
– Сегодня верну, но на будущее, Сань, это несерьёзно, – выдаёт он недовольно.
– То есть?
– Мне нужно твоё время. Что непонятного? – достаёт сигареты.
Деловой блин. Время ему моё нужно. Но приятно, чёрт возьми. Льстит!
– Когда от гипса избавишься? – кладёт руку на ногу и ведёт пальцами вниз.
– На той неделе снимаем.
– Болит?
– Нет.
Залипаем друг на друге. Встрепенувшись, распечатываю бургер.
– Зачем поёшь в церковном хоре? Заставляют? – жадно вгрызается в него зубами.
– Почему заставляют? – искренне удивляюсь я. – Мне нравится петь. Я с пяти лет вокалом занимаюсь. Эстраду люблю больше, но и там, в церкви, душой отдыхаю.
– Певицей, что ли, хочешь быть? – вдруг спрашивает прямо в лоб.
– Хочу, – впервые признаюсь я честно. Даже самой себе.
– Значит, будешь, – откусывает ещё один большой кусок от моего бургера.
– Да уж конечно. Вместо Гнесинки меня ждёт университет МВД и погоны.
– Ты гонишь, – округляя глаза, не верит он.
– Угу. Недавно ездили на собеседование. У бати там связи, всё схвачено. Осталось только экзамены хорошо сдать. Хоть заваливай нарочно, – добавляю я тихо.
– Слушай, Бесстыжая, я чёт не пойму. Тебе же восемнадцать. Сама можешь решать, куда поступать, – тянется за кофе, а я достаю из пакета картошку, куриные стрипсы и ещё один бургер. Поскольку предыдущий исчез в небытие.
– Не могу. Все ответственные решения принимает отец, и обсуждению они не подлежат.
– Ясно, – усмехается, выдыхая дым.
– У тебя в семье иначе?
– Проще, Сань. Нет у меня семьи, – глубоко затягивается, и на кончике сигареты вспыхивает огонёк.
– Извини, если лезу не в своё дело.
– Та ладно.
– Твоя мама. Она… – выдерживаю паузу.
– Умерла несколько лет назад, – и вроде голос звучит абсолютно ровно, но в глазах улавливаю глубокую печаль и тоску.
– Но отец ведь есть?
Помню, что парни после обстрела дома в Жулебино обсуждали его личность. Вроде как хотели обращаться к нему за помощью.
– Уважение к нему давно потеряно. Так что тоже можешь вычеркнуть, – равнодушно поясняет Илья.
– Понятно, – расстраиваюсь по-настоящему. Не стоило мне начинать этот неудобный диалог.
– Как тебе Москва? По-прежнему не нравится?
– Ваще не моё, – твёрдо заявляет он.
– Обустроились уже?
– Типа того.
– И с кем живёшь? С друганами своими? – кормлю его куриными стрипсами и картошкой. Молча кивает, выражая согласие. – Всей братвой сюда переехали, значит...
– Кто хотел, тот двинул со мной.
– И чем заниматься собираетесь? Грабежами? Разбоями? Или чем похуже? – учительским тоном строго осведомляюсь я.
– Не суй свой курносый нос, куда не следует, Сань, – отрезает сухо.
– Прекрасно!