Опаленные - стр. 21

Что же происходит? Откуда приходят эти сны – и сны ли это? Я же никогда не видела того, что происходит в моих снах. Очень много новых слов, новых терминов, нового опыта. Может ли такое быть? Спросить некого. Фим вряд ли знает сам, да и громко на эту тему разговаривать нельзя, конвертера я все-таки боюсь.

– Пойдем прогуляемся, – предлагаю я своему мужчине. – До зоны рекреации.

– Договорились, – кивает Фим, потянувшись за поводком.

Я хочу увидеть происходящее вокруг нас и оценить его с точки зрения нового опыта, ведь я многое слышала и видела во сне. Хотя «зона рекреации» так себе выбор, потому что это не только зона отдыха. Там же находятся и помещения для наказаний. Но мне важно это теперь увидеть, чтобы оценить свой страх. Не обманываю ли я себя?

Фим не забывает просить меня одеться, хотя мне было бы интересно провести именно натурные испытания своей решимости, но и его я обижать не хочу. Поэтому мы идем по коридору, расцвеченному желтыми вечерними огнями. Теперь-то я понимаю, что такое освещение создает полумрак и логики не имеет. Если мы на корабле – помещения должны быть хорошо освещены. Зачем тогда вечный полумрак в коридорах? Чтобы мы не могли рассмотреть стены?

Несмотря на вечернее время, здесь сидит совсем немного особей. Даже странно, на самом деле. В основном самцы с самками пялятся в большой экран. Глядя на них, я понимаю, что желаний у них как-то немного, но они такой жизнью вполне довольны. Можно ли их назвать людьми?

Комната рекреации – это просторное полукруглое помещение, в котором есть кабинки на двоих-троих, и можно взять различные напитки, только питание не предусмотрено. Здесь же проходят наказания, так что отдыхом это не назовешь. К тому же, оглядывая свежим взглядом места для наказаний, я понимаю неестественность устройства оных, но вот что именно царапает мой взгляд, осознать не могу.

Одно понимаю точно – я не боюсь. Помню, что мы среди врагов, но не боюсь – куда-то полностью исчез страх. Улыбаться, правда, тоже не могу, но от меня и не требуется – улыбающаяся самка это, скорее, исключение и может привлечь ненужное внимание.

Интересно, для кого конкретно эта комната является отдыхом?

Очень хочется есть. Я такого голода не испытывал, кажется, никогда. Он живет во мне, заставляя думать только о еде, которой нет. Он грызет меня изнутри, сворачивается болью в животе, расшатывает зубы.

Недели не прошло с тех пор, как умерла мама. О ней в памяти только какой-то светлый образ, больше ничего. Эмоций просто не осталось, а из всех чувств – голод, и все. На дворе зима, которую я, наверное, не переживу. На обледенелых улицах едва шевелятся люди, а некоторые падают, чтобы уже не встать. Я знаю: они умирают. Все вокруг умирают, потому что враг хочет нас убить.

Сейчас проснется Мариночка. Это моя младшая сестра. Надо будет ей дать кусочек хлеба. Хочется, конечно, самому его съесть, но нельзя. За это время я очень хорошо выучил, что такое «нельзя» и что такое «надо». Поэтому Мариночке надо дать кусочек хлеба и напоить остывающим уже кипятком. За ним я ходил с темна. Она тоже больше не плачет, только смотрит так, что плакать хочется уже мне, несмотря на то, что не получится.

«Так-так-так» стучит метроном. Мама говорила: это значит, что мы живы. Я подхожу к вороху одеял, чтобы разбудить Мариночку – разоспалась она сегодня. Бужу ее, но уже все понимаю. Моя сестричка ушла туда, где нет ни голода, ни холода. Туда, где ее ждет мама и куда скоро приду и я.