Опалённые крылышки - стр. 23
В роддоме, куда я легла заранее, в моей карте было написано «пожилая старородящая».
Роды, как ни странно, дались мне легко. «Надо же, родила как кошка», - слышала я шепотки нянечек. Мне не было дела до них! Я любовалась своей крохотной дочкой! Ниночка. Я назову её Ниночкой, сразу же решила я. Ниночка была и правда крохотной. Хотя и доношенной.
Моя доченька была заметно меньше других детей, которых приносили кормить в нашу общую палату. «Чтой-то она у Вас крохотная такая…» - говорили мне другие мамаши, молодые девчонки с активно сосущими грудь младенцами на руках.
Ниночка грудь брать не хотела. Мой сочащийся молоком сосок вываливался из её вялого ротика, брызгая молоком на мучнистое личико с закрытыми глазками. «Почему она не открывает глаза?» - спрашивала я у врачей.
«Ничего страшного. Так бывает. Откроет ещё, не волнуйтесь, мамаша», - отвечали, почему-то пряча глаза, врачи.
К тому моменту я уже знала, что со здоровьем у Димы есть нюансы. Это вышло случайно, как всегда и бывает. На последних месяцах беременности я как-то раз разговорилась с нашей общей знакомой. И та, не ведая, от кого у меня вырос живот, в качестве забавности и рассказала о Диме из оперных… У меня тогда скрутило живот от ужаса.
Но всё обошлось. Ниночка держалась в моём теле крепко. Крепко. Она хотела жить. И она родилась. Ниночка родилась. Дима прислал мне в роддом огромный букет кроваво-красных роз. Больше я его никогда не видела. Он исчез из моей жизни как не бывало…
Первое время у меня жила мать. Она помогала мне, радовалась, что я наконец-то родила. Ведь теперь, в моём-то возрасте, это было уже не стыдно, это не было позором. И мать радовалась за меня.
«Ну вот, теперь хоть есть, кому тебе в старости воды подать, Клавка, - говорила она, - да вот только чтой-то она у нас не такая какая-то, Клавк? Почему головку совсем не держит? И лежит пластом всё время. И грудь сосать не может, только из бутылочки и то, поест как украла, и всё…»
Мать волновалась, хотя и старалась не показывать вида. Уже дома, когда мать забрала нас из роддома, Ниночка наконец открыла глазки. Глазки оказались очень маленькими, белёсого голубенького цвета. Мать часто поджимала губы, глядя на мою дочку. «Ну ничего. Выправится наша Дюймовочка», - говорила, вздыхая, мать.
Ниночка совсем не росла, оставалась крохотной, словно живая куколка. Она никогда не кричала, а только пищала, словно котёнок. Потом, когда я уже приспособилась ухаживать за Ниночкой, мать уехала. А перед отъездом выспросила у меня, кто же отец.
Я рассказала всё как на духу. И про Димины запои тоже. «Тьфу! – плюнула мать. – Лучше бы ты от дворника родила, Клавка, но от здорового. Ну да ладно, чего уж теперь сделаешь. Образуется всё…» Мать всё-таки была рада, что и я наконец-то стала матерью…
Когда Ниночке исполнился месяц, я одела её в беленькую распашоночку с кружавчиками, завернула в нарядное одеяльце с розочками и мы пошли в детскую поликлинику. На плановый осмотр. К тому времени я настолько полюбила своё дитя… Я обожала её, без конца целуя в бледные щёчки. Ах, я была счастлива и горда…
Молоденькая врач, осмотрев Ниночку, нахмурила свои бровки и, попросив нас подождать, вышла из кабинета. Пожилая медсестра, глядя на моего ребёнка, вздохнула. «Да, у нас, конечно, недобор веса, - затараторила я, - но она у меня и родилась очень маленькая, она у меня Дюймовочка…»