Она предназначена Графу - стр. 15
— Привет, — произношу тихо, словно боюсь разбудить. Мама едва заметно вздрагивает и разлепляет тяжелые веки, а я смотрю на темные круги под глазами, на обветренные и потрескавшиеся губы, на тонкие, покрытые гематомами руки, на которых от постоянных капельниц уже живого места не осталось, и у меня сердце до размеров крохотной песчинки сжимается. Не могу я на нее такую смотреть, это тяжело, больно. И от понимания, что изменить ничего не могу, еще больнее становится. Так, что дыхание спирает и грудная клетка горит.
— Привет, — отвечает мама и делает попытку улыбнуться, правда, получается совсем плохо. Беру стоящий неподалеку стул, ставлю его возле кровати и сажусь напротив мамы.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — стандартный ответ. Всегда один и тот же. Моя мамочка она такая, никогда не жалуется и не сетует на судьбу. Только вот сдается раньше времени. — Как твои дела? — спрашивает едва слышно, внимательно вглядываясь в мое лицо. А я сейчас понимаю, что дура я беспросветная. Потому что следы заметать надо и опухшие от слез глаза очень многое могут сказать. И нужно было замазать, привести себя в порядок прежде, чем появляться на глаза матери. Она же как сканер, все видит, а что не видит — чувствует.
— Все хорошо, мам, — пытаюсь держаться, но голос дрожит, и я с треском проваливаю свой собственный спектакль.
— Лиса, ты почему плакала? — мама зрит в корень, а я в очередной раз мысленно себя отчитываю. Дура. Дура. Дура.
— Я не плакала, просто устала и…
— Зачем ты мне врешь, — перебивает меня и мне становится стыдно. Опускаю взгляд на руки, которые не знаю куда деть.
— Мам, все нормально. Я хочу с тобой поговорить, и ты должна меня услышать.
— Нет, — отрезает мама прежде, чем я вообще успеваю что-либо сказать.
— Что…
— Я знаю, что ты сейчас скажешь. Нет, Лиса, мы не будем продавать квартиру, я не оставлю свою дочь без жилья, забудь об этом.
— Но… — смотрю на нее с открытым ртом. Я ведь даже сказать ничего не успела, да что там, я даже подумать толком не успела. Да, однажды я уже предлагала такой вариант развития событий. Мама наотрез отказалась. Аргумент был тот же.
Квартира принадлежит ей, без ее согласия ее не продать.
— Лиса, даже не начинай. Я тебе в прошлый раз все сказала.
— Мам, тебе нужна операция в столице, а лучше за границей, у нас нет таких денег, у нас…это выход, понимаешь, ты будешь жить, а квартира…да черт с ней, я заработаю, слышишь.
— Нет, Лиса. Теперь ты меня послушай, мы не будем ничего продавать и ты, — она смотрит на меня внимательно, пригвождая взглядом к месту, — ты прекратишь работать на износ и вернешься в университет. Я не хочу, чтобы моя единственная дочь тратила свою жизнь в пустую, корячась на десяти работах. Я хочу, чтобы ты жила нормальной жизнью, чтобы у тебя было жилье, друзья, молодой человек, в конце концов. Я умираю, Лиса, операция ничего не гарантирует…
— Не говори так, — перебиваю ее, потому что не хочу это слушать, не хочу, чтобы она себя хоронила. Как она не понимает, что без нее мне все это не нужно. Я просто не смогу без нее. Не могу ничего с собой поделать, слезы сами катятся с глаз и падают на руки. Ничтожество. Слабая, какая же ты жалкая, Лиса.
— Я говорю, как есть, Лисичка, и не надо плакать. Лиса, так бывает, люди умирают, хватит уже, просто дай мне умереть спокойно. Живи своей жизнью, у тебя все впереди, не надо гробить себя, тратя время и силы на больную мать.