Он пишет мою книгу! - стр. 7
Я молчала. Отец присел рядом. Взял меня за руку.
— Юлька, ты, главное, ни о чём не переживай. Всё будет хорошо. Ты нас так напугала, а сейчас уже не страшно. Ты не прилетела, на телефон не отвечала. Я давай Лидии перезванивать. А я у неё в чёрном списке или как… Не дозвонился. Уже думал взять другой телефон у кого-нибудь, но Маринка мне позвонила и всё рассказала. Телескопический трап рухнул. Рукав к самолёту. А ты как раз шла по нему. Погибших, слава богу, нет. Но сильно пострадавших много. Но ты не переживай, – видно было, что отец сильно волнуется и изо всех сил старается, не подавать виду, – главное, что жива. А на ноги мы тебя поднимем! Я говорил с врачом, с Робертом,– отличный , кстати, мужик, – кости целы. Ушибы, но ничего критического.
Предположительно, на нервной почве у тебя сейчас это всё. - Папа развёл руками, не находя или боясь слов.
Я и сама уже эту версию слышала от докторов.
Переломов нет, защемлений нервов не нашли.
Почему пациент, то есть я, не говорит и не шевелит руками - неясно.
На полном серьёзе меня допытывали, не притворяюсь ли я.
Я, не притворяясь, заплакала.
Мне было страшно. А меня обвиняли во лжи…
Так, наверное, себя чувствует изнасилованная женщина на допросе в полиции: ей плохо, ей страшно, её тело как чужое, а ей задают вопросы, в том числе и на тему, а не сама ли она это всё устроила… Ужас.
Первые два дня после выхода из комы меня так лихорадило от страха, что Роберт Германович назначил мне успокоительные в уколах. Я вырубалась и только так успокаивалась. Вот такой каламбур, да.
Сейчас мне в какой-то степени легче. Я не боюсь. Я в депрессии.
Но разве это кто-то понимает…
Папа молча погладил меня по руке. А ведь мы никогда не обнимались, подумала вдруг я. Ни с ним, ни с мамой. В нашей семье не были приняты "телячьи нежности". Хорошие отношения, но без лобзаний и объятий. Я жиладвадцать пять лет и даже не задумывалась о том, что живу, по сути, в мире без объятий и поцелуев. В мире без любви...
Макс.
С ним у нас не платонические, конечно, отношения. А какие?
Когда-то мы целовались при каждой встрече. И в губы, и не могли оторваться по несколько минут друг от друга. Когда-то нам хотелось спать в обнимку и дотрагиваться друг до друга при каждом подходящем и неподходящем случае.
Когда это стало растворяться, уходить из наших отношений?
Поцелуи стали беглыми, дежурными при встрече. Секс привычным. Удобный сон первичным.
Никого ничего не напрягало. Мы по-прежнему были, как мне казалось, близкими людьми. Ведь это только в начале отношений бушуют страсти, а потом наступает штиль спокойных, ровных реакций друг на друга. Это ведь здорово, когда кто-то просто есть в твоей жизни и тебя не штормит . Я считала, что это и значит быть родными. Макс, похоже, считал так же.
Мы отдалялись, вдруг прошибло меня озарением, а считали, что сроднились…
Нет, нет. Я подумаю об этом завтра. Снова чего-то испугалась я.
Папа заглянул мне в глаза:
— Юлька, ты, главное, не сдавайся. Это нервное. Психологическое, что ли. Ступор какой-то включился. Как включился, так и отключится. Вернётся всё. И заговоришь, и руками замашешь. Тебе же книжки твои писать надо, истории рассказывать. Ты же мне говорила, что пишешь, а так и не прислала ссылку, где почитать.