Он, она, они, или Отголоски - стр. 48
Да уж, а когда-то её постоянство, привязанность к их родному месту – тоже казалось ему качеством теплым и надежным и оттого всецело положительным. Попробовав стряхнуть с себя неуместные и неудобные воспоминания, куда залетал периодически поневоле, он вдруг отметил, что тогда и сам-то был таким же. Преданным месту рождения.
А теперь, вот: на чУмаданах. Живет. И ему это нравится.
– Только… ты должна знать про меня кое-что… – предостерег он.
– Перекрестилась… – не дрогнув, сообщила о своей готовности она. Совсем не испуганно. – записываю…
– Я совершенно не умею обращаться с деньгами. Так что…
– …моя задача…?
– …припрятать их от меня подальше. Пока не раздал и не растранжирил. – он вновь глянул на руку, на которой красовались дорогущие неоново-яркие желтые часы, стоившие теперь его некогда чуть ли не полугодового заработка. Наверное, она уже заметила, как утром он раздарил почти весь вчерашний гонорар родственникам и друзьям.
Но пока ничего не сказала. Просто кивнула в ответ.
Потом заставили себя одеваться в путь. Хотя расходиться «по углам» явно не спешили с обеих сторон… Артём вытащил из шкафа штук 6 футболок. И принялся примерять их на зеркало.
Нет! Не #потомушто! Эффект снятой майки, которым он уже вполне смело и умело пользовался в карьере «ради дела» и «во Имя Высоких целей»,
«по личному делу» – был опробован и закреплен вчера. Когда он спать ложился. И он вполне доволен был произведенным эффектом. И успеет ещё закрепить.
Теперь бы произвести нормальное впечатление в одетом виде…
Так что принты мультяшек – не катят. Цветные радужные граффити – пожалуй, тоже. Суровые черные заумные майки со строгой графикой – нннда… но нет. Может, салатовая? Забавно: вчера в подобных сборах он особо не заморачивался.
Ну ладно, заморачивался. Теперь положение обязывает. Заморачиваться – всегда. Даже когда изо всех сил делаешь вид, что это не так. А отражение – спрашиваешь периодически: «норм?».
Много оценок – подстерегают. Много глаз смотрят. Нет, никаких жалоб, просто легкое напоминание.
Но если по жизни, теперь накрепко переплетенной с «пышной» карьерой, он выбрал «кричащий» и фривольный внешний вид, к какому неминуемо обязывала публичность, то сейчас…
Он обернулся, и встретился с карикатурной гримаской новой соседки, постукивающей взглядом по часам. Мило, но…
– Что?!!! Тебе проще, я посмотрю, когда у тебя тут появится выбор! В шкафу!
Она уже была в своем вчерашнем вязаном голубом свитерке, брючках обманчиво-классических, хотя типа лосинах, и даже в шарфе. Уже.
А он… Ну да, он – пока одевался, и снова множил вещи на кровати. Уже без надежды, что это уберется… сегодня.
И да, теперь это её уже касается… Остается это признать.
– Еще немного, и ты начнешь опаздывать, не я!
Кажется, она как всегда права. И кажется, это уже начинает сладко подбешивать.
– Хочешь, чтоб я провалился на смотринах у тещи? – уличил он. И сам одновременно испугался своих формулировок, и кайфонул от этой… свободы. Играть с такими словами, нырять на эту глубину.
Он сам не знал, в какой момент к нему пришло и укоренилось вот это «Все, забираю. Её. Себе»… В какой момент она «продала» ему себя, говоря современным языком не цифр, а «гуманитарного маркетинга».
Возможно, это случилось в тот момент, когда она так нежданно позвала его, вот этим своим кротким «Можно?!», кивнув ему в грудь, на пластиковую бутылочку в руке… Она попросила… воды. Или чего-то столь же живительного и всеобъемлющего, и он мгновенно прочитал этот месседж глаза-в-глаза. Она взяла из его рук, и в этот момент – предложила… расписалась в своей готовности что-то отдать взамен. Столь же личное. Он дал ей «испить из своего кубка», «из своего источника» – пластикового, с надписью «аква». А потом, отхлебнув оттуда сам, понял, что это стало странным венчанием. Пред людьми и Богом, его Богом Музыки. Никто ничего не заметил, но с этого момента его жизнь куда-то повернула.