Оленные люди - стр. 35

– Мне тревожно за сородичей. Останемся без оленя, исчезнем и мы, эвены. Вот почему я кочую с оленями. Хоть чем-то помогу сохранить их, оленей наших. Постарел, признаюсь, сил маленько осталось, но, как видишь, держусь. А вот ты отвернулся от оленей. Из-за таких, как ты, страдают олени. Хоть бы сыновей приучил к таежной жизни.

– Опять ты за свое. Виноват я, каюсь, что не вывел сыновей на оленью тропу, – Сэмэкэ виновато ссутулился и развел руками.

– О чем с тобой говорить? Лучше я пойду. Обо мне не беспокойся. Только запомни одно: Айчима меня не содержит. Я живу сам по себе, никому обузой не стал, кочую по тем тропам, по которым веками кочевали мои предки. На своих оленях езжу. У Айчимы ничего не прошу. Ты Айчимой меня не попрекай.

– Куда ты торопишься, Ота?

– Пойду отдохну.

– Отдохни у меня. Можешь даже остаться на ночь. Место для тебя всегда найдется.

– Где мне найдешь место-то? Смотрю, тесно у тебя, – Отакчан оглянулся вокруг, потом пошел к двери.

– Хоть бы чаю попил. Уходить просто так не по нашему обычаю. Ратуешь за соблюдение обычаев эвенов, а сам готов нарушить их.

– Ты мне портишь настроение, Сэмэкэ.

– Обидчивый ты, Ота.

– Прости, уж такой я уродился.

– Раньше не такой был. Садись, Ота, к столу. Сейчас открою свою заначку, специально для тебя сберег, – мягко сказал Сэмэкэ и пошел к кровати.

Опустился на колени, пошарил по углам и достал непочатую бутылку водки. Отакчан, заметив это, мигом подобрел. Для виду только попереминался с ноги на ногу, потом вернулся к столу и сел с краю.

– Как помню тебя, все в этой конуре живешь, – словно оправдываясь за свою резкость, начал он. – Мог бы избу хорошую построить.

– Спасибо хоть эта есть. А новый дом построить не смог, видит бог. Денег нет. Где найдешь строительный материал? Никто помочь не хочет.

– Сыновья взрослые у тебя. Могли бы сами без посторонней помощи построить дом.

– Из чего? Где взять бревна? Нету их, из воздуха дом не построишь. Писали заявления, а что толку? А где твой дом, Ота? – Сэмэкэ разлил водку в стаканы.

Отакчан тихо говорит:

– Не издевайся надо мной. Лучше выпьем давай.

– За встречу, Ота. Давно не виделись. Спасибо, что зашел.

– Нет, выпьем за твоих дочерей. За то, чтобы выжили в этой смутной жизни и не забывали о своих корнях.

– Спасибо, Ота, на добром слове, – голос у Сэмэкэ дрогнул.

– Ты вот спрашиваешь про мой дом. Разве не знаешь, кому я уступил свой дом?

– Ладно-ладно, Ота. Не обижайся, – Сэмэкэ вновь налил в чашки крепкого чаю.

Дверь резко открылась. Вошел высокий смуглый парень.

– О, абага приехал! Здравствуй, абага! – парень бросился к Отакчану. От него несло перегаром.

– Вижу, вижу, возмужал. Настоящим мужчиной стал, – Отакчан приветливо пожал ему руку.

– Где пропадал, Прокопий? – нарочито строго спросил Сэмэкэ, наливая сыну чай.

– Своими делами занимался, отец.

– Был бы толк от этих твоих дел, – безобидно, скорее для вида только, пробурчал отец. – Садись за стол. Поешь.

Прокопий послушался отца. Сел за стол рядом с гостем и с аппетитом стал есть.

– Где работаешь, Порпукай? – Отакчан про себя улыбнулся, вспомнив про философа. Правда, он не представлял себе, что означает это мудреное слово. Он имя Прокопия произносил произвольно «Порпукай».

– Деньги делаю, – не моргнув глазом, выпалил Прокопий.

– Как можно делать деньги? Не могу понять этого, – изумляется Отакчан.