Окна - стр. 21
– Я же просила тебя, – устало и очень тоскливо проронила Магда, – просила не надевать очки.
– Но мне это нужно, – сказала я. – Они открывают мне глаза. Сквозь эти стекла я вижу то, что есть на самом деле!
– Но я же твоя подруга, – грустно сказала она. – Я надеялась, ты послушаешься и не пойдешь против меня.
– Но ты же сама отдала мне эти стекла! – возразила я и вдруг осеклась. – Что с тобой, Магда?
Она была в рубашке из тончайшей коричневой замши с длинными закатанными рукавами. Нервным жестом Магда принялась скатывать рукава обратно, но я с ужасом успела увидеть на запястьях глубокие кровавые порезы. Я безумно испугалась, что она хочет покончить с собой, бросилась к ней и закричала:
– Что ты наделала?!
В голове лихорадочно проносились мысли о том, что требуется делать в такой ситуации: жгуты, бинты, вызов скорой… Магда же протянула руки, приказывая мне остановиться.
– Я – ничего. Все было как обычно. А вот что наделала ты? Я же тебя просила.
Она печально опустила голову, и черные как смоль пряди обрисовали ее лицо, словно траурная рамка черно-белую фотографию. Мне стало так страшно, что отнялись ноги. Я не могла понять, что происходит. Магда пыталась убить себя? Но кровь с запястий не сочилась: она была запекшейся и темной. Тогда что вообще это значит, о чем она говорит?
– Что я сделала, Магда? – взмолилась я.
– Я просила тебя не смотреть на меня сквозь эти стекла, – глухо ответила Магда и медленно опустилась на один из стульев. Я дрожащей рукой потянулась к очкам, а Магда прошептала что-то вроде «Поздно, теперь поздно». Я сняла их и от неожиданности чуть не лишилась дара речи. Магда снова предстала передо мною во всей красе: смуглая, румяная, со жгуче-черными глазами, которые смотрели теперь не тепло и дружески, как обычно, а чуждо, с холодным укором. Порезов на запястьях не было. Невероятная догадка будто ударила меня изнутри.
– Ты покончила с собой? Ты уже покончила с собой? – спросила я дрожащим голосом, сделав ударение на слове «уже».
– Да, – бросила Магда. – А теперь уходи. Я тебе не пара… такая.
В полной растерянности я не нашла, что возразить, и попятилась к двери, изумленно глядя на ожившую Магду. Не рискнув больше смотреть на нее мертвую через очки, я, не стала их надевать, окинула прощальным взглядом магазин и вылетела на улицу. Как добралась домой, не помню. Все движения я проделывала механически, бездумно. Очнулась я, сидя в кресле в своей квартире, укутанная пледом и сжимающая до побеления пальцев чашку горячего крепкого чая. Наверное, меня знобило, раз я пыталась согреться в и без того теплой комнате. Отставив почти нетронутый чай на столик, я села за компьютер и стала все записывать.
В голове у меня полная каша, все перемешалось, и я не знаю, за что хвататься. Иногда мне кажется, что лучше все забыть. Но если сейчас не опишу произошедшее, то оно постепенно останется просто смутным воспоминанием, ведь до конца из памяти вытравить такое невозможно. И тогда мне будет казаться, что я сумасшедшая, раз нет ни подтверждений, ни доказательств, а остались лишь какие-то неясные образы, то ли виденные, то ли воображаемые. Я пишу и чувствую, как сумбурны мысли, что я пытаюсь здесь изложить, как запутаны предложения, которыми я заполняю пространство для печати.