Окаянные гастроли - стр. 6
Шурочку разобрало любопытство: что же он не поделил со Станиславским. Или, может, со вторым учителем, этим Сулицким. Едва она решилась спросить, над их столиком навис похожий на водяного мужик в чистом белом фартуке. Проседь в бороде казалась сине-зеленой – видимо, из-за бликов от стены. Он производил впечатление доброго человека, но глаза были – Шурочка раньше не видела ничего подобного – дикие, звериные. Бас официанта, вязкий, как растительность на его лице, вобрал все звуки, включая и Шурочкин вопрос. Он представился Аристархом и предложил сразу записать заказ, но Григорий Павлович забрал у него меню и отослал.
– Так почему вы ушли?
– А зачем терять время? Я узнал все, что хотел. Мне двадцать восемь, я уже не молод.
Шурочка открыла меню, но Григорий Павлович выдернул его прямо у нее из-под носа и наклонился к ней через столик. Будто кто потянул его за аметистовую булавку.
– Со Станиславским я разошелся, да. Зато сейчас я в Петербурге. Передо мной сидите вы. И уж не думаете ли вы, что эти два события совсем никак не связаны? – глухо проговорил он и откинулся на спинку стула.
– Как? – спросила Шурочка.
Но голос ее вновь увяз в топком басе официанта:
– Внимание к деталям вам поможет.
– Наш Аристарх прав, – подхватил Григорий Павлович. – Следите за деталями. Вы думали, сегодня обычный день – проснулись дома, красиво оделись, пришли в вегетарианское кафе ко мне на встречу. А что, если вы как-то очутились внутри спектакля и не заметили? Причем не вы тут актриса, а все остальные. Все мы играем с вами и для вас. Как там говорил Шекспир? Вся жизнь – театр?
Шурочка настороженно огляделась. Скатерти, подбитые кружевом, начищенные до блеска медные сковородки на фоне темно-синих стен, приглушенный гул голосов – все вмиг превратилось из уютно-незаметных элементов интерьера в тревожные декорации. Борода водяного зашевелилась на белоснежном фартуке:
– Я про меню. Детали в описаниях блюд ее благородию должны помочь с выбором.
Григорий Павлович расхохотался, вытащил из кармана шелковый платок и промокнул уголки глаз и кончики усов:
– Я просто вас дразню, Александра Николаевна. Ну почему вы такая серьезная? Не обижайтесь, ради бога.
– Не благородию, а высокородию, любезно попрошу, – поправила Шурочка.
– Извиняюсь, ваше высокородие. Прислать вам колдунов? Хотите?
Шурочка начала снимать перчатки, но опомнилась.
– Ничего не понимаю, – растерялась она.
– Колдуны! Мучное кушанье с кислой квашеной капустой и грибами. Третьим номером вот здесь, ваше высокородие. – Аристарх подчеркнул блюдо в меню ногтем с темно-синим пятном в виде луны.
– Давайте мне колдунов, – сказал Григорий Павлович. – А вам, Александра Николаевна, понравится брюква под швейцарским сыром.
– Хорошо, пускай будет что угодно. Все равно я такое не ем. Давайте уже к цели нашей встречи.
Григорий Павлович молча пожал плечами и взглядом указал Шурочке на Аристарха. Тот, натужно сопя, делал пометки в блокноте. Из его ноздрей на бороду выдувались пузыри – большие и малые. При каждом новом вдохе они не лопались, а прятались обратно в широкий нос, испещренный фиолетовыми звездочками. Пахло от Аристарха чистотой.
Шурочка украдкой глянула на часы – оставалось всего полчаса до конца встречи, а к делу они до сих пор не перешли. Она выразительно посмотрела на официанта, но тот не обратил внимания. Тогда она демонстративно откашлялась – опять никакого эффекта. Аристарх еще не меньше двух минут тщательно, по всей процедуре и при полном молчании господ, записывал их заказ и только потом наконец ушел.