Охотница - стр. 11
– Уже встал? Я подумала, мы могли бы позавтракать вместе, – говорит Тереза.
Она уверена, что Симон рад ее приходу, поэтому решительно ставит у порога матерчатую сумку. Но на этот раз ее уверенность вызывает у Симона смутное раздражение.
– Если ты приходишь в такую рань, могла бы спросить, один ли я.
Тень нерешительности промелькнула на лице Терезы.
– У тебя кто-то есть? – изумляется она.
Пытается заглянуть через плечо Симона внутрь. Потом нагибается, чтобы взять сумку.
– Может, мне?..
– Никого нет, – произносит Симон все еще сердито, – входи.
– Но могло бы быть иначе! – кричит он в спину Терезе, которая уже на кухне и, даже не сняв пальто, зажигает газ, чтобы вскипятить воду. Можно подумать, она торопится это сделать, пока ее все-таки не выставили.
– Если бы у тебя кто-то жил, мне не следовало бы сюда вот так заявляться, – говорит она Симону, пока он в спальне натягивает на себя джинсы. – Но если бы и правда вдруг кто-то был, я просто взяла бы и ушла. Мне теперь лучше сначала звонить, да?
Симон думает про себя, что, конечно, это было бы неплохо, но, войдя в кухню и заглянув Терезе в глаза, лишь улыбается. Она стоит у плиты, на которой греется кастрюля с водой, в глазах черная тоска.
– Да, вообще-то мне было бы грустно, – произносит она. – Я люблю приходить сюда, я люблю и тебя и твою квартиру. Я ведь твой друг?
– Ты мой друг, – подтверждает Симон.
– Я ездила в Копенгаген и много о чем думала. Полагаю, я нашла ответы на все вопросы.
Всматриваясь в пузырьки закипевшей в кастрюле воды, Тереза на какое-то время замирает, сосредоточенно о чем-то размышляя.
– Бывают мгновения, – говорит она серьезно, – когда мне кажется, что я знаю все про все и про всех.
Она не шутит, каждое слово – как печать. Симон смотрит на нее.
– Бывают мгновения, когда я надеюсь, что твои паранормальные закидоны – лишь временное явление, – произносит он.
Тереза смеется. Потом бросает взгляд на Симона. Он стоит в дверях кухни, а за его спиной неизменный антураж – просторы его квартиры. В голове Терезы проносится мысль, что все, что она напридумывала в последнее время, – ерунда. Возможно, все совсем не так. Она вздыхает.
– Твой отец и моя бабушка, Симон. Они поддержали нас материально, но, возможно, этим они скорее нам навредили, а не помогли?
– Ты совсем не права, – возражает Симон, – просто тебе надо чаще ходить в студию.
– Ты влюблен, – быстро говорит Тереза.
Симон оттаскивает ее от плиты, наливает кипяток в кофеварку. Тереза открывает шкафчик с продуктами, выгружает оттуда тяжелую стеклянную банку со сливовым вареньем, которое она сама варила, передает ему:
– Вот, сливовое. Ты его хоть попробовал?
– Да, – произносит Симон, вынимая хлеб, сыр и бросая все на кухонный стол, – я его все время ем, ем. Но его так много, что оно не убавляется. Ужасно вкусное.
– Я ничего не буду. Вообще-то я уже позавтракала.
– Уже? Поэтому пришла и со мной позавтракать?
– Угу.
Она протягивает руку и осторожно проводит по щеке Симона.
– Ты по-настоящему влюблен, – говорит она. – Она пониже меня ростом, стрижка у нее короче моей. Хорошенькая. Ее зовут Мария.
– Малин, – поправляет Симон, – а все остальное так и есть. Может быть, тебе пора уже гадать за деньги?
Потом он смотрит на нее точно так же, как только что Тереза смотрела на него. Он тоже видит блеск в ее глазах, тревожный и тревожащий. Он замечает этот блеск, прежде чем она приступает к вопросам.