Охота на пиранью - стр. 56
Во всяком случае, окружение Прохора состоит отнюдь не из безумцев. И возможности у них по сравнению с Мазуром широчайшие. Прохор вскользь упоминал о двух охотничьих сезонах. Коли уж до сих пор здешние охотничьи забавы остаются тайной для большого мира – логично заключить, что ни один из тех, кому выпала роль дичи, из тайги не выбрался. А это, в свою очередь, подразумевает изощренное мастерство в организации охоты. Что это может быть? И в чем тут подстраховка? Решительно непонятно…
Есть великолепный вариант – захватить вертолет. Худо-бедно водить вертушку Мазур умел, хулиганские фигуры высшего пилотажа проделывать вряд ли сможет, но уйти уйдет. Однако на такой исход рассчитывать всерьез не стоит – аэродром еще нужно искать, и неизвестно, сколько там народу… Значит, выход один: смирнехонько принимать условия игры, десантироваться в тайгу, а уж там усиленно играть в кошки-мышки… Благо тут два варианта: либо посвятить все силы и выдумку примитивному бегству, либо рубить хвост кусками[4] по наработанному обычаю…
– Настроение? – тихонько спросил он Ольгу.
– Паршивое, честно говоря, – ответила она полушепотом. – Бред какой-то…
– Ничего, – сказал Мазур. – Ты, главное, малыш, держи хвост пистолетом, а остальное приложится…
– Дай водки! – дико заорал толстяк. – Водки дай, говорю! Ведь подыхать придется!
– Подыхать лучше всего на трезвую голову, – непреклонно сказал Мазур. – Сиди, доцент…
После полудня в замке проскрипел ключ. Дверь распахнули, и успевший уже надоесть голос Кузьмича объявил:
– Выходите, гости дорогие. Опять по тайге прогуляемся, покажу вам поучительное зрелище…
На сей раз верховых охранников было целых пятеро. Повозка, как быстро определил Мазур, катила в те же места, где совсем недавно им показывали выставленного «на комарики» беднягу штабс-капитана – ну да, так и есть, справа меж деревьев показалась та самая поляна, только деревянная конструкция на сей раз пуста. Пахнуло гниющим мясом, вокруг повозки сразу заклубилось невесомое облачко гнуса, Кузьмич пшикнул из ярко раскрашенного баллончика, и мошки ненадолго отвязались.
Проехав метров пятьдесят, повозка остановилась. Раздался звон цепей – с остальной троицы кандалов так и не сняли, скорее всего, просто по забывчивости, потому что психологическая обработка определенно кончилась.
– Пойдемте, милые, – сказал Кузьмич, держась подальше от Мазура. – Вот тут кое-кто недвусмысленно заявлял, что он, стервец, ни в какой охоте участвовать не намерен ни в каком качестве. Сяду, кричит, под елочку – и режьте меня… Резать никого не будем, нешто это дело – резать ножичком живого человека? А вот что мы сделаем, если кто примется лодырничать и нагло отлынивать, я вам сейчас покажу… Вперед!
Вскоре обнаружилась тропинка, уводящая в чащобу, и конвоиры повернули процессию туда. Закованные едва тащились, обуреваемые похмельем, водка выходила потом, и Мазуру с Ольгой приходилось приноравливаться к их черепашьим темпам. Мазур не без труда подавил в себе желание молниеносно достать оказавшегося ближе других степана, забрать автомат и начать игру прежде времени. Натренированные рефлексы так и рвались наружу…
Тропа расширялась, а тайга чуточку поредела. На полянке Мазур увидел колодец, прикрытый шатровой крышей на четырех столбах – простых, без всяких выкрутасов. Тут же стояли две больших избы, столь же незатейливых, но срубленных на совесть. Из труб поднимался раскаленный воздух, внутри звенела посуда, но встречать прибывших никто не вышел.