Охота на императора - стр. 10

21 ноября 1879 г. Санкт-Петербург.

– Я отброшу в сторону те чувства, что обуяли меня, когда узнал весть о взрыве. Мы братья, и ничего кроме тревоги и досады я ощутить не мог. Благо, по воле Божьей беда нас миновала.

– В очередной раз…

Великий князь Константин, пытавшийся в громадном окне своего рабочего кабинета разглядеть признаки приближающейся зимы, даже не обернулся. Скажи ему эту фразу кто-то другой, да ещё и таким панибратским тоном, Его Императорское Высочество взорвался бы вспышкой гнева, схожей по яркости с выбросом лавы из жерла Везувия, но младший брат императора Александра II, Председатель Государственного совета и бровью не повёл.

– Вы правы, капитан второго ранга… Господь милостив к августейшей семье… – руки, сложенные за спиной – это единственное, что видел адъютант. Он никак не мог наблюдать лицо своего патрона, мог лишь догадываться, какие там бушуют эмоции. Подтверждением тому служили два импульсивно сжавшихся кулака Его Высочества.

Совладав с разрушавшими логическое мышление и здравый смысл эмоциями, Константин Николаевич соблаговолил обернуться, но взгляда не поднял. Так и направился к своему обитому зеленым сукном столу.

– Вы присядьте, Леонид Павлович… – опираясь локтем на кресло, Великий князь принял необычную позу – двумя пальцами рук поглаживая бороду, смотрел куда-то в пустоту. – Знаете ли, событие не то, чтобы тревожное… Скорее – трагическое.

Адъютант молчал, ибо прекрасно понимал, что сейчас его шефу необходимо выговориться.

За десять лет, что прошли с того дня, когда пунцовый от стыда капитан получил от Великого князя вместо взыскания и трепки приказ переходить в адъютанты, Леонид Павлович Лузгин познал все тонкости характера Его Высочества. Взрывные эмоции и холодный, на грани пренебрежения, тон, фамильярность, граничащая с бестактностью, ирония и сарказм, Великого князя частенько доводили до истерики всякого придворного, некстати попавшегося под руку, особенно, если это была барышня.

С годами Великий князь Константин менялся, и, как многие подходящие к закату лет мужчины, не в лучшую сторону. Во взгляде вместо молодецкой искры все чаще можно было заметить некоторую задумчивую рассеянность, приказы Великий князь отдавал все больше жесткие, порой, невыполнимые, круг своего искреннего и доверительного общения сузил до минимума. Перемены в характере младшего брата императора приметили все при дворе. Многие при этом не брезговали лишний раз посплетничать и проявить свою информированность.

– Четвертый раз… – тихо сказал Великий князь, зачем-то взяв в руки перо. Лузгин тот час же обратил внимание именно на рассеянность взгляда шефа, что позволило ему сделать вывод, что обычная стройность мысли Председателя Государственного совета сейчас катастрофически разрушена.

– Не успел развеяться дым от бомбы, как фрейлины уже шепчутся о том же, что и раньше – Великий князь задумал недоброе, чтобы занять место брата и дать титулы всем своим внебрачным детям! У меня складывается такое впечатление, что они свою внешнюю серость пытаются всеми способами компенсировать злоязычием![8]

Голос хозяина кабинета к концу фразы становился всё громче и точкой в этой мысли стал крепкий удар кулаком о стол, от которого серебряная крышка массивной каменной чернильницы издала звонкий, высокий звук.