Охота на Церковь - стр. 29
– Арестовал я тогда двух самых буйных церковниц из числа приходской двадцатки, – рассказывал Прищепа. – Допросил с три десятка. Все в один голос попа выгораживали. Не участвовал, не агитировал, мы-де сами взбеленились, вожжа под хвост попала. В село приезжал инструктор райкома Брыкин, решено было закрытие церкви временно отложить. В те дни как раз Верховный Совет утверждал новую Конституцию… В общем, райком договорился с Кольцовым замять ситуацию.
– Муха-цокотуха… – Старухин изумленно качал головой. – Такое дело о контре и терроре проворонили. Не завелось ли и в нашем райкоме гнездо троцкизма, а, Вань? Там же стреляли. По комсомольцам, которые с церкви крест снимали. Об этом что в деле есть?
– Ничего нет. Выстрела никто не слышал, кроме напарника пострадавшего. А ему могло померещиться. Тот парень, что свалился с купола, нес околесицу про какой-то гром. Бабы на допросах твердили про Божью кару. Пули нет, оружия нет, свидетелей нет.
– Свидетели есть, Иван Созонович, – с нажимом сказал Старухин. – Только ты с ними плохо отработал. Придется допрашивать их повторно.
– Попробуй, – двинул складками на лбу Прищепа. – Если найдешь кого. Того, что с купола сверзился, парализовало. В первый день еще мог слова выговаривать, а потом всё. Ртом двигает, глазами водит, мычит и стонет. Второй в январе утонул. В полынью провалился.
Старухин выругался.
– Эх, какую ты мне малину сейчас потоптал, Ваня… – Он откинулся на спинку стула, чиркнул спичкой и затянулся папиросой. – Видел ли я от тебя хоть когда какое-нибудь добро, Ваня? Хоть что-нибудь хорошее? Нет, не видел. Ты на меня цепным псом смотрел и до сих пор смотришь. А ведь я тебе никакого зла не делал. Веришь? Хватал себя за руки: не делай, Макар, зла Прищепе, не бей его из-за угла, спрячь свою обиду на Ваньку.
– Ты к чему это ведешь, Старухин?
– Я, Иван Созонович, подыму это дело о нерасследованном акте террора в Карабанове. Я из него образцово-показательную конфету сделаю на радость начальству. Просто обязан буду проверить халатные действия бывшего оперуполномоченного Прищепы. А может, они вовсе и не халатные, а? Рыльце-то у тебя уже в пуху, взыскание имеешь в личном деле за сочувствие классовому врагу. Может, того второго комсомольца по твоей подсказке в полынью макнули?
– Ты что несешь-то, Макар? – Прищепа подался вперед, сжал до белых костяшек ребро столешницы. – Отомстить мне наконец решил, сволочь бандитская?
– Ни грамма личной неприязни, Иван Созонович. – Старухин вскинул обе руки. – Я тебе, веришь ли, даже благодарен, что ты тогда вытащил меня из тисков преступного мира. А то где б я сейчас был. На зоне очередной срок мотал бы или червей в земле кормил.
В двадцать пятом году главаря шайки грабителей по кличке Квадрат ловила вся уездная милиция. Банда нападала на кооперативные лавки, брала склады, обчищала нэпманов, на ней висело несколько убийств. Когда вышли на след Квадрата, он несколько месяцев водил милицию за нос, ускользал прямо из рук. Старшему милиционеру Прищепе он попался почти случайно, на бандитском кураже переоценил собственную ловкость. Суд дал Старухину год тюрьмы. Учли его прежние заслуги перед революцией и Советским государством. За бывшего сотрудника ходатайствовало руководство муромского ОГПУ: в Гражданскую войну Старухин служил в продотряде, потом в ЧК. Но проворовался и был тихо вычищен из органов. Подался в бандиты. А после тюрьмы взялся за ум. Добровольцем отправился коллективизировать село, сделался активным борцом с кулачеством. С подправленной репутацией и благодарностью от райкома партии восстановился в органах безопасности. Судимость с него сняли.