Охота на Церковь - стр. 28
Анциферовские с присвистом обступили полотнище. Трогали руками, тыкали в свастику, проверяя прочность краски.
– Это ж сколько денег на такую мануфактуру пошло! Где достали?
– Где достали, там уже нет. Стырили. Ну что, по рукам? Взамен вот. – Митька протянул в сторону ладонь, и Гераська вложил в нее маузер с рыжими пятнами на металле. – Ржавь можно очистить, патроны достанете.
– Не по рукам, – наотрез отказался Анциферов. – Мы с такой мутью не связываемся. А вы придурки чокнутые. Пошли, – кивнул он своим.
– Слабо, да? – разочарованно и зло бросил им в спины Звягин. Это не подействовало. – У тебя правда мать монашка? Как же ты у нее появился?!
Анциферов круто развернулся и сделал три быстрых шага. Но вдруг остановился.
– Я не буду тебя бить, шпунтик. Если набегут легавые и вас заметут с этой тряпкой, здесь зачистят все до сырой земли. Поэтому я вас отпускаю. Но если попадетесь мне еще, целыми и здоровыми вам не быть.
Митька вернул оружие приятелю, скомкал полотнище и сунул за пазуху. Упрямо сжав зубы, он отправился самостоятельно исследовать подходы к кинотеатру. Смелые бандиты Вовка и Гераська плелись следом.
Пальцы, привыкшие гнуть гвозди и крутить нож, плохо справлялись с письменными упражнениями. Черновые наброски показаний свидетелей и протоколы допросов старший оперуполномоченный Старухин чаще всего отдавал печатать машинистке. Но составление планов оперативных мероприятий доверить никому было нельзя, и Старухин по-школярски корпел над бумагой.
«…3. Запрос в область нащет попа Аристархова.
4. Вызвать Чертополоха для дачи свидетельств…»
Раздался одиночный стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошел старый знакомый. Одернул синий милицейский китель, снял фуражку, пригладил короткие с ранней проседью волосы.
– Вызывали, гражданин Старухин? – сухо осведомился он.
– Это ты брось, Прищепа, – усмехнулся чекист, убирая бумагу. – Какой я тебе гражданин? Мы с тобой товарищи, одно дело делаем – зачищаем страну от вредных насекомых. От всякой сволочи.
– Гусь свинье не товарищ. – Милиционер поворотил голову в сторону.
– Садись, Иван Созонович, – весело предложил Старухин. – Не любишь ты себя, не бережешь. Свиньей вот назвался. Я тебя свиньей не считаю. Ты, Прищепа, настоящий охотничий пес. Но уже старый, хватку потерял.
– Ближе к делу, Макар, зачем я тебе понадобился? – Прищепа уселся, отодвинув стул к торцу стола. – Дел невпроворот, а тут еще к безопасности в гости забегай.
– Ты, гляжу, запыхался, пока от соседнего дома бежал. Ну лады, давай о деле, муха-цокотуха. В декабре прошлого, тридцать шестого года ты, тогда еще оперуполномоченный НКВД, расследовал церковный бунт в Карабанове, когда сельсовет пытался закрыть церковь. Дело не было доведено до конца, не арестовали главного зачинщика, попа Аристархова.
– Все изложено в следственном деле, возьми в архиве и читай.
– Я тебя сейчас не допрашиваю, Иван Созонович. Ты не ерепенься. Мы с тобой тут по-дружески разговариваем. Ты мне так, своими словами скажи, что за фуфло там вышло. Почему, когда тебя вытурили, дело не передали другому?
– Потому что я сам в январе сдал его в архив.
То дело о бабьем бунте в Карабанове не задалось Прищепе с самого начала. Он будто чувствовал, что оно станет последним в его чекистском послужном списке, что скоро с его шеи снимут эту цепь. Да и сама история с неудавшимся закрытием храма, на защиту которого поднялись колхозницы и старухи, саднила в его душе какой-то своей неправильностью, несправедливостью. Решение сельсовета и райисполкома о закрытии обосновали тем, что церковное здание требует ремонта, а приход не может его обеспечить. Деньги едва наскребывают на выплату усиленного налога, которым облагаются организации религиозного культа. В начале декабря на дверь церкви повесили замок, а через несколько дней местные комсомольцы пришли сбрасывать с купола крест. Тут уж сельские бабы не выдержали, подняли клич. Насели скопом на председателя сельсовета, чуть не побили, заставили отдать ключи от церкви. Мужики только смотрели на них, сами в драку не лезли, оно и понятно: с женского полу спрос у органов меньше, припугнут и отпустят. Мужику же неповиновение властям обернется статьей, вплоть до расстрела – высшей меры социальной защиты. Настоятель церкви, священник Аристархов, по справедливости говоря, был и вовсе ни при чем. Развоевавшийся женский взвод действовал без него.