Огонь (сборник) - стр. 34
– Немножко подчистить ее, и все будет отлично, – говорю я.
– Да, мамаша, хорошенько провести метлой: это будет лучше всякой скатерти!
Она не знает, что ответить, и смотрит на нас с ненавистью.
– У меня только два табурета, а вас-то сколько?
– Около дюжины.
– Дюжина! Господи Иисусе!
– Ничего! Устроимся! Вот здесь есть доска; вот и скамья готова. Верно, Ламюз?
– Ну, ясное дело! – отвечает Ламюз.
– Эта доска мне нужна, – заявляет женщина. – У меня до вас стояли солдаты, они уже пробовали ее взять.
– Да мы ведь не жулики, – сдержанно замечает Ламюз, чтоб не рассердить женщину, от которой зависит все наше благополучие.
– Я о вас не говорю, но, знаете, солдаты портят все. Беда с этой войной!
– Значит, сколько это выйдет, за стол напрокат и за то, чтоб что-нибудь разогреть на плите?
– Двадцать су в день, – нехотя бурчит хозяйка, словно мы у нее вымогаем эту сумму.
– Дороговато! – говорит Ламюз.
– Так платили другие, что стояли до вас. И какие были славные люди: давали нам свои харчи! Я знаю, что для солдат это нетрудно. Если, по-вашему, это дорого, я сейчас же найду других охотников на эту комнату, на этот стол и печь. Их будет меньше двенадцати. Ко мне все время ходят и заплатят подороже, если мы захотим. Подумайте, двенадцать человек!
– Я сказал: «Дороговато!», но в конце концов ладно! – спешит прибавить Ламюз. – Как, ребята?
Он задал этот вопрос только для проформы. Мы соглашаемся.
– Выпить бы! – говорит Ламюз. – Продаете винцо?
– Нет, – отвечает баба.
И голосом, дрожащим от гнева, прибавляет:
– Вы понимаете, военные власти заставляют нас продавать вино не дороже пятнадцати су! Пятнадцать су! Беда с этой проклятой войной! На ней теряешь деньги! Подумайте: пятнадцать су! Так вот я и не продаю вина. У меня, конечно, есть вино, но только для себя. Конечно, иногда, чтоб услужить, я уступаю его знакомым, людям толковым, но, вы сами понимаете, не по пятнадцати су!
Ламюз принадлежит к людям толковым. Он хватается за флягу, которая всегда висит у него на поясе.
– Дайте мне литр! Сколько будет стоить?
– Двадцать два су, – я продаю по своей цене. И знаете, это только чтоб вам услужить: вы ведь военные.
Барк теряет терпение и что-то ворчит про себя. Баба бросает на него злобный взгляд и делает вид, что хочет вернуть флягу Ламюзу.
Но Ламюз окрылен надеждой наконец выпить; он багровеет, как будто вино уже разлилось по его жилам; он спешит прибавить:
– Не беспокойтесь, мамаша, это останется между нами, мы вас не выдадим!
Она стоит неподвижно и возмущается установленными ценами. И вот, охваченный страстным желанием выпить, Ламюз окончательно сдается и унижается до того, что говорит:
– Ничего не поделаешь, мадам. Известно, народ военный! Что они смыслят!
Хозяйка ведет нас в погреб. Он уставлен тремя бочками внушительных размеров.
– Это и есть ваш запасец?
– Шельма старуха, – ворчит Барк.
Ведьма оборачивается и злобно восклицает:
– А вы бы, небось, хотели, чтоб мы разорились на этой проклятой войне? И так теряем деньги на том, на сем!
– На чем? – настаивает Барк.
– Сразу видно, что вам не приходится рисковать своими деньгами!
– Конечно, мы ведь рискуем только своей шкурой!
Мы вмешиваемся в этот разговор, опасаясь, как бы он не принял дурной оборот.
Вдруг кто-то дергает дверь погреба, и раздается мужской голос: