Однокурсники - стр. 65
– Дьюри Колоджи, ты не только пойдешь со мной на марш, но и будешь нести один из плакатов, которые я рисовала все утро. Итак, какой выбераешь: «Дорогу польской молодежи» или «Русские, убирайтесь вон»?
Дьердь улыбнулся. Отец ведь обрадуется, когда увидит его с транспарантом?
– Этот, – сказал он, показывая на плакат с надписью «Венгрии – новое правительство».
Они поцеловались.
Атмосфера на площади Пятнадцатого марта накалилась от ожидания. Тысячи демонстрантов столпились вокруг, размахивая плакатами и флагами. Прибыли делегации от заводов, школ и университетов. Молодой актер из Национального театра забрался на статую Шандора Петефи и начал декламировать его «Национальную песню», в 1848 году воодушевившую венгрский народ на революцию.
Разрастающаяся толпа решительно подхватила со слов «Most vagy soha! – «сейчас или никогда!».
Впервые в жизни Дьердь почувствовал, что происходит нечто серьезное и он является частью этого.
Наконец началось шествие, возглавляемое демонстрантами, несшими венок из красных гвоздик. Они высыпали на главные улицы города, перекрывая движение, но никакой агрессии не наблюдалось. Напротив, многие водители закрывали машины и присоединялись к марширующим, которых становилось все больше благодаря вышедшим на улицу продавцам и рабочим. Из каждого окна, с каждого балкона им махали в знак поддержки.
Будто по волшебству Будапешт превратился в бесконечное поле красного, белого и зеленого. Триколор был повсюду: ленточки, одежда и даже бумага. Когда студенты наконец повернули к площади Йозефа Бема, они увидели, что статую в центре уже накрыли огромным венгерским флагом, в середине которого на месте советского герба зияла дыра.
Ближе к закату многие студенты заговорили о том, чтобы продолжить демонстрацию у здания парламента. Другие предложили снести гигантский памятник Сталину, который уже много лет стоял в центре Городского парка, с неизменной усмешкой глядя на Будапешт. Дьердь и Анико держались за руки, и поток людей нес их назад, на другой берег реки, к Парламентской площади.
– Как думаешь, что предпримет правительство? – спросил Дьердь.
– Подаст в отставку. Им придется.
Размер толпы, собравшейся на площади у парламента, пугал. Сотни тысяч – казалось, будто миллионы – осаждали старинное государственное здание с готическими башнями. Они скандировали имя Имре Надя[63], требуя вернуть к власти единственного правителя, которому они доверяли – и которого годом ранее благодаря русским сместили с его поста.
За вечером пришла ночь, а вместе с ней – пронзительно-холодный ветер. Но многие сделали факелы из газет и брошюр и, держа их в руках, продолжали выкрикивать имя Надя.
Вдруг, совершенно неожиданно, на балконе появилась худощавая фигура. Шепот голосов волной пронесся в толпе, превратившись в отражающийся эхом крик: «Надь! Это Надь!» Немного скованно из-за переполнявших его эмоций свергнутый правитель поднял руку, призывая к тишине.
– Он что, сошел с ума? – удивился Дьердь. – Машет руками, как ненормальный.
Но спустя мгновение все стало ясно: он дирижировал толпой, распевающей национальный гимн. Это было поистине гениально!
Затем Надь исчез так же быстро, как и появился. Толпа – взволнованная и ликующая – начала расходиться. Интуиция подсказывала им, что этой ночью больше ничего не случится. По крайней мере, не на Парламентской площади.