Одна вторая - стр. 3
– Слушай, а почему Гриша? Он русский, что ли?
– Да какой русский?! Африканский! Имя у него – хрен выговоришь. Короче, мы с ним решили, что он Гриша. Ему, кажется, даже нравится…
В таком духе продолжался диалог Ксюши с ее подругой Полиной, которая, впрочем, была всегда скорее слушательницей, чем активной участницей разговора. Ксюша, несколько странная девушка, страдающая некоторым, и вполне даже определенным, имеющим название, душевным расстройством, как это обычно бывает с такими людьми, представляла собой натуру весьма чувствительную и страстную. Наличие мужа и двоих детей никак не мешало ей искать развлечений в виде чувственных и бурных романов на стороне, а скорее даже помогало, потому как после она терзалась угрызениями совести, столь необходимыми ее больной и расшатанной психике.
Подобные натуры, словно малые дети, самим своим необузданным поведением как будто требуют, чтобы их наказывали за проступки, и если так не происходит, а может быть, и независимо от этого, наказывают себя сами, часто погружаясь в апатическое или даже депрессивное состояние. И муж ее, будь он поумнее, мог бы получать и выгоды, и даже удовольствия от такого положения дел. Что может быть лучше в глубине души желающей покаяться и приползти на коленях жены – делай с ней, что хочешь! Вопрос, захочется ли делать с ней что-нибудь после того, как она уже поразвлекалась с кем-то на стороне, конечно, тоже имеет место, но в таком случае самым подходящим и естественным для многих других решением был бы развод. Однако муж ее, по причинам, известным, наверное, только ему, занял позицию самую неожиданную: и о разводе не говорил, хотя был в курсе всех похождений своей жены, и действий никаких не предпринимал. Он просто лежал на диване: вечером после работы – один, ночью – с ней, хотя и не бывало между ними никакой близости. Давно уже не бывало.
Муж ее, человек спокойный и довольствующийся малым, через какое-то время после свадьбы стал восприниматься ею не иначе как безвольный, плывущий по течению и ни на что не способный человек, и она стала искать других, «настоящих мужчин». И даже не то чтобы намерено искала: в первый раз оно само собой как-то так сложилось, а потом – что может быть проще, чем повторить однажды пройденное. Муж, как и все люди подобного склада, и здесь не отличился оригинальностью: начал пить.
С каждым новым приключением Ксюшин разум все тяжелее переносил эти метания, вызванные одной и той же причиной: восторженным началом нового романа, каждый вечер разбавляемого видом безразличного и часто выпивающего мужа и чего-то требующих детей, и, спустя какое-то время, неизбежно драматическим его завершением, причем всякий раз – по инициативе предмета ее обожания. Каждое такое закончившееся приключение погружало ее в почти невменяемое состояние, и со временем она начала переживать жесточайшие депрессии, лечить которые приходилось серьезными средствами, продаваемыми только по рецепту, а два раза в год – даже в больнице.
Потом появился Ахмет – турок, которого за каким-то чертом занесло в наш город. Он едва говорил по-русски, но, видимо, был достаточно эмоционален для Ксюши, чтобы та при первой же встрече уловила главное, и спустя короткое время это главное он весьма успешно демонстрировал ей в своей кровати, приводя ее в полнейший, ранее не виданный, восторг.