Одинокое ранчо (сборник) - стр. 52

Процессия все идет, и ее неодолимая привлекательность манит ротозеев за собой. Большинство из них вскоре забывает сцену, которая в стране, где «закон не гарантирует жизни», является событием слишком частым, чтобы размышлять о нем или помнить сколько-нибудь продолжительное время.

Молодой кентуккиец наполовину цепенеет от перенесенного оскорбления. Горделивая кровь гражданина-республиканца кипит в жилах. Как ему поступить? В замешательстве перед этой дилеммой он адресует этот вопрос господину, который, вне всякого сомнения, уберег его только что от совершения убийства.

Господин этот совершенно незнаком Фрэнку – он никогда не встречал его прежде. На вид лет тридцати, на голове широкополая шляпа, суконная куртка, штаны-кальсонерос с разрезами, талия перехвачена красным креповым шарфом – короче говоря, костюм мексиканского ранчеро. Однако угадывается в его обличье нечто военное, что согласовывается с тем обращением, которое использовал капитан улан.

– Кабальеро, если собственная безопасность хоть что-то значит для вас, – отвечает полковник, – я бы советовал не раздувать имевший недавно место инцидент, как бы сильно ни задел он вас, в чем у меня нет сомнений.

– Простите, сеньор, но ни за что на свете не могу я последовать вашему совету. Даже ради спасения жизни. Я ведь американец, кентуккиец. Мы не принимаем удары, не дав хоть что-то взамен. С меня причитается сдача.

– Если вы надеетесь расквитаться при помощи закона, вынужден предупредить – едва ли стоит на него рассчитывать.

– Это мне известно. Закон! Я о нем даже не думал. Я джентльмен, и насколько понимаю, капитан Урага тоже считает себя таковым, поэтому не откажется предоставить мне обычную сатисфакцию.

– Может и откажется, и даже, скорее всего, так. Под тем предлогом, что вы иностранец, всего лишь варвар: Tejano[5] или гринго, как он вас называет.

– Я здесь одинок. Как мне поступить? – кентуккиец обращается наполовину сам к себе, и лицо его выражает крайнюю степень досады.

– Fuez[6], сеньор! – отзывается мексиканский полковник. – Если вы настаиваете на desafio[7], то думаю, что могу ее вам устроить. В результате своего вмешательства я чувствую себя до некоторой степени втянутым, и если вы согласитесь взять меня секундантом, полагаю, смогу поручиться за то, что капитан Урага не посмеет нам отказать.

– Полковник Миранда – так, понимаю, вас зовут? Стоит ли мне пытаться выразить свою благодарность за такое великодушие? Я не могу, не способен. Вы устранили главное препятствие на моем пути – я ведь чужак не только для вас, но и для всех прочих тут. В Чиуауа я прибыл только вчера и не знаю ни души в этом городе.

– Довольно. Отсутствие секунданта не омрачит вашу дуэль. Для начала, могу ли я поинтересоваться, насколько искусны вы в обращении с клинком?

– Достаточно, что бы поставить на это умение мою жизнь.

– Я спросил, потому как именно это оружие, скорее всего, выберет ваш противник. Вызывать предстоит вам, поэтому выбор, естественно, за ним, а он будет настаивать на холодном оружии по причине, которая вас, возможно, позабавит. Среди нас, мексиканских дворян, бытует поверье, будто вы, американцы, несколько gauche[8] в обращении с рапирой, тогда как про вашу ловкость по части пистолетов нам известно. Я считаю капитана Урагу трусом, которому нет равных среди носящих эполеты, однако он встретится с вами из-за меня. А быть может, отважился бы и так, будучи уверен в том, что вы – плохой фехтовальщик.