Одинокий волк - стр. 15

Тревога на лице отца разглаживается.

– Кара, – повторяет он, – я думал, что потерял тебя.

Я пытаюсь встать, сказать, что сидела здесь все время, но не могу двинуться. Плед закрутился вокруг меня, и руки оказались примотаны к телу. И тут я понимаю, что это не плед, это повязка. И зовет меня не отец, а мать.

– Ты проснулась, – говорит она, глядя на меня сверху вниз с вымученной улыбкой.

Судя по ощущениям в плече, на него уселся слон. Я хочу что-то спросить, но слова на вкус обернуты ватой. Внезапно надо мной склоняется другое лицо, женское и мягкое, как тесто.

– Если тебе больно, – говорит оно, – нажимай.

Женщина вкладывает в мою руку маленькую кнопку. Я мигом нажимаю ее большим пальцем.

Хочу спросить, где отец, но сразу же засыпаю.

Мне снова снится сон, я в этом уверена.

Отец в комнате, но это не мой отец. Этого человека я видела только на фотографиях, трех снимках, которые мать прячет в комоде для белья, под вельветовой подкладкой ящика, где лежит жемчуг ее бабушки. На всех трех снимках он обнимает мать за талию. С короткими волосами он выглядит моложе и стройнее.

Эта молодая версия отца удивленно смотрит на меня, будто мой вид поражает его не меньше.

– Не уходи, – еле слышным выдохом произношу я.

В ответ он улыбается.

Вторая причина, почему я уверена, что сплю. На этих старых снимках отец всегда выглядит счастливым. Если подумать, они с матерью оба выглядят счастливыми. Я видела их такими только на фотографиях.

Я просыпаюсь, но продолжаю притворяться спящей. Двое полицейских стоят в изножье кровати и беседуют с матерью.

– Нам необходимо поговорить с вашей дочерью, – настаивает полицейский, – чтобы составить картину аварии.

Я пытаюсь догадаться, что же им сказал отец. Во рту становится неприятно сухо.

– Вы же сами видите, что Кара сейчас не в состоянии отвечать на вопросы.

Голос матери очень сух. Взгляды трех пар глаз прожигают меня, как пламя – бумагу.

– Мэм, мы понимаем, что ее здоровье сейчас важнее всего.

– Если бы вы это понимали, вас бы здесь не было.

Иногда я смотрю передачу «Закон и порядок». Мне прекрасно известно, как благодаря микроскопическому кусочку облупившейся краски скрывающий правду преступник может получить пожизненный срок. Но я не знаю: полицейские пришли, потому что так заведено при каждой аварии? Или им что-то известно?

На лбу выступает пот, сердце бьется чаще. И я понимаю, что больше не получится притворяться спящей. Мой пульс строчкой бежит по монитору рядом с изголовьем кровати, у всех на виду. От понимания этого только хуже. Я представляю, как растут под удивленными взглядами цифры.

– Неужели вы действительно думаете, что ее отец намеренно пытался разбить машину? – спрашивает мать.

В палате повисает недолгая тишина.

– Нет, – отвечает полицейский.

Сердце колотится так быстро, что в палату вот-вот ворвется медсестра с криком: «Код синий!»

– Тогда зачем вы вообще сюда пришли? – спрашивает мать.

Я слышу, как шуршит одежда полицейского. Сквозь опущенные ресницы я вижу, что он протягивает матери визитную карточку:

– Не могли бы вы позвонить, когда она проснется?

Их шаги эхом разносятся по коридору.

Я считаю до пятидесяти. Считаю медленно, добавляя «Миссисипи» после каждой цифры. И только потом открываю глаза.

– Мам? – говорю я; голос состоит из углов и скрипов.